Через месяц Насадного этапировали в Москву, и здесь за него действительно принялся другой следователь, совсем не строгий, как прежние, внимательный и обходительный. Он даже не допрашивал, а просто дружески беседовал, угощал чаем и печеньем, иногда приносил мороженое и успокаивал, что все обойдется – мол, Святославу дадут возможность сдать выпускные экзамены, поступить в вуз, интересовался, какая профессия ему ближе, но сам между делом все время возвращался к периоду эвакуации.
В протоколах было записано, что из блокадного Ленинграда его вывезли какие-то люди в военном, называющие себя гоями, – Святослав был еще под очарованием воспоминаний и рассказал это на первом допросе. Прошлые следователи вообще не заметили такого обстоятельства, пропустили, а нового больше всего интересовало именно оно. Насадный был бы и рад рассказать о своих эвакуаторах, да память, словно явление, существующее в нем само по себе, отказывала напрочь. Такое уже случалось с ним около года назад, когда он на Кировском проспекте встретил двух человек – мужчину и женщину пожилого возраста. Они медленно шли навстречу, почтенные, солидные, уверенные в себе: она с зонтиком от солнца, он с черной сверкающей тростью. А лица их были настолько знакомыми, что Святослав остановился, лихорадочно вспоминая, кто же это? И хорошо ли будет пройти мимо, не узнать, не поздороваться, проявить неуважение; вдруг они узнают его?.. Проще было бы свернуть в переулок, коль память коротка, однако близко даже подворотни нет, все на виду!..
Он облегченно вздохнул, когда разминулись, но все еще продолжал вспоминать, где и при каких обстоятельствах видел эту представительную пару, отчего так ярко запомнились их лица?.. И лишь когда удалился на несколько кварталов, когда они затерялись среди прохожих, а может, и свернули куда-то, Святослав вспомнил.
И впервые обнаружил еще одно свойство своей памяти – спасительное, потому что прошел мимо тех самых людоедов, которые отняли у него валенки и бидон с водой…
При всем этом он знал, что на самом-то деле ничего не забыл, и все увиденное, пережитое находится в нем, хранится в каких-то особых, тайных запасниках до случая, когда это потребуется.
– Ты должен вспомнить, – твердил ему следователь, искренне веря, что у него действительно провалы в памяти. – Это бывает, ты многое пережил в своей жизни, и тяжелое забывается скорее, чем доброе и счастливое. Извини, что я заставляю тебя переживать все заново… Но все, что произошло с тобой в эвакуации, представляет большой научный и… государственный интерес.
Потом говорил еще о «холодной войне», о врагах СССР и «железном занавесе», а Святослав чувствовал, что этот занавес опустился в его сознании.
– Нам известно, люди в военном, о которых ты говоришь, вывели из Ленинграда не только тебя одного, – менял следователь тему разговора. – Есть еще такие же случаи, и мы нашли других детей, с которыми ты ехал в эвакуацию. Они рассказывают, что жили в семьях у каких-то людей… Ты тоже жил в чьей-то семье?
– Да, там была бабушка. – Проносилась искорка воспоминания. – Большая русская печь и старые, сухие баранки…
– Какие баранки?
– У бабушки в узелке. Она угощала…
– И все?
– Нет… Еще убили лося, и рыжий мужик принес мясо.
– А где помещалась школа, в которой ты учился?
Что касалось школы, Святослав вообще ничего не мог вспомнить, подолгу сидел в отупении, однако следователь не терял терпения, заходил с другой стороны.
– Твоя мать утверждает, что в сорок третьем у тебя была сильнейшая дистрофия, не росли зубы. После такого заболевания обязательно бывают осложнения и последствия. Вот акт медицинской экспертизы: ты совершенно здоров и развит не по возрасту. Ну а твои великолепные зубы я вижу и без врачей. Может быть, помнишь, как тебя лечили? Поили отварами, давали какое-то снадобье – капли, порошки?..
– Нет, ничего такого не давали… Только какую-то соль.
– Что это за соль?
– Не помню…
– Может, специальный рацион питания? Блюда? Овощи, фрукты, ягоды, плоды каких-то деревьев?
– Плоды, – вспомнил он, – плоды были… Неизвестные.
– Так-так, – ухватился следователь. – Можешь описать их? Вкус, размеры, на что похожи?
– Очень горькие и твердые, как недозревшие груши…
– Так это были груши?
– Нет, росли на огромных деревьях… Примерно как эвкалипты.
– Но ты же знаешь, они не растут за Уралом.
– Примерно!.. Забытый сад и эти огромные деревья…
– Почему забытый?
– Не знаю… Забытый и все. Еще они весной цветут белыми цветами, похожими на валы, только очень крупными…
– И тебе помогли эти плоды?
– Не знаю… Я их просто срывал и ел.
– А что тебе помогло? Когда ты почувствовал себя крепким, сильным, здоровым?
– Точно не помню. Кажется, всегда был сильным, здоровым…
– Понимаешь, Святослав, после войны у нас очень много раненых, больных, искалеченных людей, – стал объяснять он. – Очень остро стоит вопрос лечения, стране нужны сильные, здоровые люди, надо поднимать разрушенное хозяйство. А Запад объявил нам «холодную войну»…
– Хоровод… – помимо воли вырвалось у Насадного.
– Что – хоровод? – осторожно переспросил следователь и замер.