Звездный час майора Кузнецова

«С такого марша в бой?» — с беспокойством думал Кузнецов, объезжая на мотоцикле колонну полка. И не находил выхода. Чтобы успеть отдохнуть перед боем, надо спешить, идти днем, не оглядываясь на опасное небо. И, как это часто бывает, когда нет выбора, Кузнецов тотчас нашел оправдание такому открытому для самолетов-корректировщиков противника дневному маршу. Ведь цель намечаемого контрудара состояла и в том, чтобы помочь окруженным под Смоленском армиям, заставить немцев ослабить давление на них. И если враг, заметив движение наших частей, снимет войска, нацеленные против окруженных армий, то они смогут оправиться и, в свою очередь, ударить по немцам с тыла. Тогда уже не наши, а немецкие войска вынуждены будут драться в окружении, тогда недалеко будет до их полного разгрома, и может быть, до перелома во всей этой так непонятно начавшейся войне.

Кузнецов лишь оправдывал свое решение, не предполагая, как недалеки его суждения от планов командования.

Солнце всходило над лесами, белое, сухое солнце нестерпимо знойного лета. Когда оно совсем выкатилось в пустое небо, погасив блеклую зарю, Кузнецов увидел над западным горизонтом мелкий подвижный пунктир — самолеты.

— Во-оздух! — покатилось по колонне.

Бойцы торопливо кинулись под деревья, повалились в безросную траву.

Тяжело и надсадно воя, самолеты прошли стороной, но минуты невольного отдыха разморили людей. Кузнецов нервничал, торопил посыльных со строгими приказами — продолжать движение. За эти утренние часы ему хотелось миновать голое взгорье, на котором под редкими березами да рябинами раскинулась маленькая деревушка, и уйти, утонуть на день в лесах на той стороне широкого поля, кудрявившихся на топографической карте до самого города Белого — конечной цели этого длинного перехода.

Проселок, изогнувшись на склоне, проходил мимо большого амбара. Возле настежь распахнутых дверей стояли девушки в комбинезонах, брезентовых куртках, с любопытством рассматривали колонну. Бойцы приободрялись, шутили устало, односложно:

— Откуда, красавицы?

— Из Москвы.

— Во-на! Чего ж сюда залетели?

— Оборону вам копаем.

Они показывали в поле, где серой полосой тянулся противотанковый ров.

— Неужто все сами?

— Нас тут много. Во всех домах стоим...

Особенно говорливой была одна девчушка, маленькая, быстроглазая, с косичками на стороны. Она принесла ведро воды и большую синюю кружку, бегала вдоль колонны, предлагала пить. Бойцы останавливались, торопливо глотали воду, не сводя глаз с девушки, и тяжело бежали догонять своих.

— В другой раз все ведро выпил бы.

— Приходите в другой раз.

— Некогда, красавица, фашистов гнать надо.

В раскрытые двери амбара виднелись аккуратно свернутые и уложенные вдоль стен разноцветные матрацы. Возле них — чемоданы и узелки, на стенах— курточки и платьица. Из сумеречной глубины веяло не сыростью нежилого, а словно бы домашним теплом, уютом.

— Эх, заночевать бы тут поблизости.

— Теперь о бабах забудь. До конца войны.

— Разве ж о них забудешь?..

Кузнецов был рад этой встрече на дороге. Она отвлекала внимание от гудящих ног, заставляла думать о том, что если уж женщины мобилизованы, то мужчинам грех жаловаться на усталость.

Когда авангард — первый батальон, усиленный полковой артиллерией и минометами, — целиком втянулся в лес по ту сторону поля, а артиллерийский дивизион, двигавшийся следом, только вошел в деревню, в небе послышался надрывный вой «юнкерсов». Они носились над полем, над деревней, над толпами женщин, почему-то убегавших от вырытого ими рва. Взрывы колотили землю, вскидывали частые черные столбы. В короткие промежутки между взрывами вплетался сжимавший душу многоголосый стон, долетавший невесть откуда. А потом вдруг что-то завыло истошно. Непонятный, никогда не слышанный прежде вой этот словно ввинчивался в голову тупой нестерпимой болью. И приходилось зажимать уши, прятать голову в жесткую траву, чтобы не обезуметь, не вскочить и не бежать куда попало.

Кузнецов видел, как у шофера, лежавшего рядом, задрожали руки и пальцы заскребли дернину. Он положил ему ладонь на спину, похлопал успокаивающе:

— Этого как раз и не следует бояться. Это — пугала. Бочки железные бросают, с дырочками.

Он сам только сейчас вспомнил рассказы об этом новейшем немецком изобретении. Но осознание причины страшного рева, сотрясающего небо, не успокоило. Нервы не слушались.

Вой резко оборвался. И стал слышен угасающий гул самолетов и крики раненых. Кузнецов поднялся, увидел бегущего к нему от леса старшего лейтенанта Байбакова.

— Товарищ майор, комбата убило, капитана Остапенко.

— Принимайте командование батальоном! —приказал Кузнецов. — И вперед, вперед, быстрей и дальше.

Байбаков козырнул и побежал к лесу, но вдруг остановился, крикнул издали:

— Не уберег я Модеру, товарищ майор!

— Торопитесь, Байбаков!