Светлая голова, близкий друг еще с гражданской, Михаил Николаевич Тухачевский прекрасно разбирается в проблемах войны и мира. Понимает, что будущая война не просто война моторов, что она, как впрочем все войны, — схватка одной экономики, одной системы, одной передовой мысли с другой. Знает, что планы Гитлера нацелены прежде всего против нас, но, поди ж ты, в самое неподходящее время конструкторское бюро классической артиллерии закрыли, здания и сооружения передали новому, которое занялось универсальными пушками. И самое неприятное, что ты, Серго, пошел на поводу, затмение какое-то. И даже с Грабиным не встретился. Позор! И это после того, как Гитлер заявил корреспонденту возле горевшего рейхстага: «Это богом данный сигнал. Ничто не помешает теперь нам раздавить коммунистов железными кулаками». И пошел давить — арестовал Тельмана и весь ЦК Германской компартии, посадил Димитрова на скамью подсудимых, возбудил небывалый национализм, призывая поработить славян, господствовать над миром.
Н-да… А ты закрыл КБ классической артиллерии! Бюрократ и головотяп! Шляпа и мямля! Даже теперь, когда хотя и с опозданием, но поправил дело, в жар бросает: не пеняй соседу за снег на его крыше, когда у самого порог не очищен. Спасибо Паплуновскому — вразумил: «После долгого всестороннего обсуждения мои ведущие специалисты высказались за грабинский проект специальной — подчеркиваю: специальной, а не универсальной пушки». — «Может, все-таки запросим мнение военных?» — «Оно вам известно, товарищ Серго. Лучше сами сделаем опытный образец, а уж тогда предложим военным провести испытания». — «Хм! Дьявольская осмотрительность!» — «А как же! Поборники универсализма постараются угробить Грабина еще на корню». — «Хорошо. Принимаю ответственность. И приказываю выделить в распоряжение Грабипа сто тысяч рублей для премирования работников, которые особо отличатся. Это дело чести не только завода, не только главка, по и всего наркомата».
Как бы опомнившись и проклиная себя за допущенный промах, Серго ввязался в дело с привычным напором. Директора заволжского завода, где приютились Грабин с несколькими энтузиастами после изгнания из Москвы, заставил создать конструкторам достойные условия, вплоть до экспериментального цеха, не выпускал из виду, надеялся на успех, как в песне: «То, что ненависть разрушит, то любовь восстановит».
Вошел Иван Петрович Павлуновский, в косоворотке, туго облегшей саженные плечи. Крупные черты лица. Проникновенные глаза. Приветливая улыбка. Протянул сухую теплую руку — ни дать ни взять русский богатырь, могучий, добродушный и великодушный, вставший на нлщиту Отечества истинно богатырским делом, — вся танковая промышленность в руках, вся авиационная, судостроительная, артиллерийско-стрелковая. И голос, какой подобает богатырям: зычный, душевный, располагающий. Вот уж в ком действительно как в зеркале отражены требования и стремления Серго при подборе сотрудников. Разные люди отзывались о Павлуновском одинакова уважительно: самородок. В партии с пятого, участник трех революций. В семнадцатом — член Петроградского Военно-революционного комитета. С восемнадцатого — чекист. С двадцать восьмого — заместитель Серго по Рабоче-крестьянской инспекции, потом член Президиума ВСНХ, потом вот заместитель наркома — начальник Военно-мобилизационного управления.
Серго следит за тем, чтобы он не переставал учиться. И сам учит, но так, будто и не учит, а напоминает вроде. Если можешь быть мудрее других — будь, но не говори им об этом. Павлуновский, хоть и не инженер но быстрее и вернее иных специалистов ориентируется в запутанных делах, чует новое, привержен и пристрастен к новому. Конечно, не может и не должен знать любой проект в деталях, но думает по-государственному! Именно эту особенность Ивана Петровича Серго ценит выше остальных. Созвучны душевному ладу наркома смелость его, всегда высказывающего и отстаивающего свое мнение, готовность претерпеть из-за этого неудобства и гонения, подчас драматические, принять собственное решение, не убоявшись ответственности.
Между тем Иван Петрович, не присаживаясь, доложил о ходе работ в конструкторском бюро Грабина:
— Я послал туда Чебышева нашим уполномоченным. Помогает всем, чем может. Звоню на завод каждый день. До конца мая образцы должны быть готовы.
— А будут ли? До правительственного смотра считанные дни.