Звездный час. Повесть о Серго Орджоникидзе

Серго пораженно молчал: Павлуновский сказал — слово в слово — то самое, что говорил Киров о конструкторе танков Кошкине. Задумался, вглядываясь в напряженное, исполненное достоинства лицо Ивана Петровича: «И ты — наш Чохов. Наверно, он был таким же, как ты, русокудрым молодцом?.. А может, таким, как оружейники Токарев, Дегтярев, Ванников, как самолетчики Туполев, Микулин, Поликарпов? Или как Емельянов, Тевосян, Завенягин?..»

Павлуновский продолжал с еще большим жаром:

— Да воевать против классической артиллерии все равно что сбрасывать Пушкина с парохода современности! Посмотрите, что у нас в архитектуре творится на почве наимоднейших новаций! Без крыш уже строят — скоро без фундаментов начнут,

— Хорошо. Будем ждать смотра, но отнюдь не сложа руки.

Четырнадцатое июня тысяча девятьсот тридцать пятого года. Подмосковье. Прохладно и пасмурно. За колючей проволокой поляна. От нее меж стенами леса тянется в мглистую даль широкая просека. На поляне вдоль дороги, посыпанной песком, выстроились пушки всех калибров. Возле них боевые расчеты.

— Смир-рно!

Первым от проходной шагает Ворошилов в кожаном пальто. Чуть позади Сталин, Молотов, издали заметный по шляпе на голове, Серго в обычном полувоенном одеянии — шинель со следами четырех ромбов на выцветший петлицах, неизменная фуражка со звездой. Председатели Госплана Межлаук, Тухачевский, Буденный, Павлунонвский в окружении «сопровождающих лиц» — военных и штатских.

Командующим смотром отдает рапорт. Руководители страны идут дальше — на правый фланг, туда, где стоит универсальная пушка «Красного путиловца», а рядом её конструктор Маханов. Здороваются. Маханов уверенно, может быть, даже самоуверенно докладывает.

Серго оглядывается. Где же Грабин? Ага. Вон, в отдалении, возле желтой пушки. Иван Петрович предупредил, что в последний момент грабинское детище окрасили не в обычный, защитный цвет, а в желтый — не хватило уставной краски. Что он испытывает сейчас, Грабин? Да то же самое, что ты: будто собственная твоя судьба решается. А что? Так и есть — собственная.

Когда осмотр универсальной пушки закончили, направились к «желтенькой». Вот и Грабин. Румяный губастый крепыш — красный казак истинно кубанского лада и склада. Кстати вспоминается чье-то замечание: чтобы заниматься искусством, необходимо железное здоровье. Ну а творчеством конструктора, да еще военного?.. Хорошо, что такое здоровье у тебя есть, дорогой Грабин. Спасибо. Серго понимающе переглядывается с Павлуновским. Видно, как кровь наливает и без того сочные щеки Грабина. И мысли, поди, клубятся. «Но теряй, брат, самообладания. — Улыбкой поддерживает Серго из-за плеча Сталина. — Конструктор должен быть бойцом». И Ворошилов спешит на выручку растерявшемуся штатскому — не приказывает, а просит:

— Товарищ Грабин, расскажите о своей пушке. Будто скулы свело — не сразу начинает. Тянет руку к карману изрядно потертого пальто, где наверняка припасена шпаргалка, но смущается, гордо вскидывает большую круглую голову, говорит тихо, на ветру невнятно, помаленьку овладевает собой:

— Примененная новая гильза способна вместить увеличенный заряд пороха. Это повышает мощность, увеличивает возможности пробивания танковой брони. Сейчас пушка способна уничтожать любой танк из находящихся на вооружении других армий, но мы думаем, что мощность брони будет наращиваться во всем мире.

«Правильно думаете, — мысленно одобряет Серго и кивает Грабину: — Смотри вперед, зри в корень…»

Сталин подходит к белой табличке с характеристикой пушки. Грабин приближается к нему. Сталин спрашивает. Грабин отвечает, кажется, толково и кратко. Так и подобает человеку, знающему во сто раз больше, чем спрашивают. Но мог бы и почетче. Вновь Серго переглядывается с Павлуновским. Иван Петрович тоже в состоянии натянутой струны, но тоже старается ободрять Грабина взглядами. Наконец Сталин обращается к Орджоникидзе, приглашая разделить впечатление:

— Красивая пушка, в нее можно влюбиться. Хорошо, что она и мощная и легкая.

Когда пошли к блиндажам, за спиной послышалась команда: «К бою!» Из укрытия Серго наблюдал, как ладно действовали красноармейцы: совсем не то, что бывало в гражданскую, — выучка. Только на правом фланге не могли перевести универсальную пушку, с ее поддоном, из походного положения в боевое. Маханов нервничал. Грабин отнюдь не радовался неполадкам у соперника — напротив, «болел», как стало принято говорить, за команду противника. «Молодец!» — отметил Серго. Грабин ему все больше нравился.

Маханов не сдержался:

— Ни к черту расчет!

Стало неловко за него. «Мямля, — подумал Серго. — И во время испытания возкой плакался, когда упряжка не смогла стронуть с места его пушку, а грабинская легко пошла. И людей не таких дали, и коней не тех. интересно, каких на войне тебе дадут?! Грабину вон все как раз, все подходит, и никого не охаял…»

С помощью рабочих-путиловцев универсальную пушку наконец перевели в боевое положение.

— Огонь!