Звездный двойник

Весь день не могли мы прийти в себя. Пробовали заняться делами, но посетителей Пенни под благовидными предлогами отваживала. Вечером предстояло ещё выступать по стерео, я уж всерьёз подумывал отменить выступление. Однако в «Последних Новостях» за весь день ни слова не было о той злосчастной пресс-конференции. Я понял: репортёры тщательно проверяют отпечатки; рисковать не хотят — всё же премьер-министр, необходимы самые серьёзные доказательства. Тогда я решил всё же выступить — не зря ж речь писал, да и время уже отведено. И даже с Дэком я не мог посоветоваться — он поехал зачем-то в Тихо-Сити…

Я сделал всё, что мог, словно клоун на сцене объятого пламенем театра, старающийся не допустить в зале паники. Едва выключили запись, я спрятал лицо в ладони и разревелся. Пенни гладила меня по плечу, стараясь успокоить. С ней мы за весь день не сказали ни слова об утреннем происшествии.

Родж прибыл ровно в двадцать ноль-ноль по Гринвичу, то есть, сразу после моего выступления. Он тут же прошёл ко мне, и я ровным, спокойным голосом выложил ему всё. Слушал он меня тоже на удивление спокойно, пожёвывая потухшую сигару.

Завершив рассказ, я умоляюще посмотрел на него:

— Родж, я должен был дать им отпечатки, понимаете? Не в характере Бонфорта отступать!

— Да вы не волнуйтесь, — ответил Родж.

— Что-о?!

— Не волнуйтесь, говорю. Ответ из Бюро Идентификации в Гааге принесёт вам малюсенький, зато приятный сюрприз! А бывшему нашему другу — просто громадный, однако ужасно неприятный. И если он взял некую часть своих сребреников вперёд, боюсь, как бы ему не пришлось вернуть их обратно. По крайней мере, искренне надеюсь, что этот аванс из него вытрясут.

Я не верил собственным ушам.

— Э-э… Родж, но они на этом не успокоятся! Есть куча других способов… «Общественная Безопасность», и прочее…

— Ну, за кого вы нас принимаете?! Шеф, я ведь знал, рано или поздно что-нибудь в этом роде произойдёт обязательно. И с той секунды, как Дэк объявил о начале по плану «Марди Гра», началось глобальное заметание следов! Однако я почему-то не сказал об этом Биллу, он занимался чем-то другим…

Клифтон пососал свою потухшую сигару и, вынув изо рта, осмотрел:

— Бедолага Корпсмен…

Пенни ахнула и снова упала в обморок.

10

Наконец наступил решающий день. О Билле мы больше ничего не слышали; судя по спискам пассажиров, он покинул Луну на второй день после неудачного разоблачения. Может, где-нибудь в новостях о нём и упоминали, я не знаю. Кирога тоже ни словом о той пресс-конференции не обмолвился.

Мистер Бонфорт выздоравливал. Появилась надежда, что после выборов он вполне сможет приступить к выполнению обязанностей. Паралич ещё давал о себе знать, но скрыть это ничего не стоило. Сразу после выборов Бонфорт отправится в отпуск — это у политиков в обычае — а на борту «Томми», вдали от посторонних глаз, я приведу себя в нормальный вид и полечу домой. У него же тем временем, как следствие напряжённой предвыборной кампании, случится лёгкий удар.

Потом Роджу снова придётся заняться разными там «отпечатками пальцев», но теперь это не к спеху.

В день выборов я был счастлив, словно щенок, забравшийся в шкаф для обуви. Работа завершена, остался последний выход — всего-то пара речей-пятиминуток для всеобщей сети: одна, со снисходительной констатацией собственной победы, и другая, где я встречаю поражение мужественно и с достоинством. Всё! Записано последнее слово; я схватил Пенни в охапку и расцеловал. Она, похоже, не возражала!

Остался лишь выход на бис — вызывают! Перед расставанием меня, в своей собственной роли, пожелал посмотреть мистер Бонфорт. Я ничего против не имел. Теперь, когда всё кончено, можно навестить его без всяких опасений. Изображать Бонфорта перед Бонфортом — ну не комедия ли? Хотя играть я намеревался на полном серьёзе — ведь любая подлинная комедия, по сути своей, серьёзна.

Дружная наша семейка собралась в верхней гостиной — мистер Бонфорт уже много дней не видел звёздного неба и это его угнетало. Здесь же нам предстояло узнать, чем кончились выборы, и выпить за победу — либо утопить скорбь в вине и поклясться в следующий раз проделать всё лучше. Только для меня следующего раза не будет — я в эти игры больше не играю. Не уверен, что вообще выйду ещё раз на сцену; пьеса длиной в семь с хвостиком недель и без антрактов — это, считай, пятьсот обычных спектаклей! Ничего себе, марафончик?!

Его выкатили из лифта в кресле на колёсах. Я не входил, пока Бонфорта не уложили поудобней на диван: вряд ли кому приятно быть слабым при постороннем. К тому же, на сцену следует выходить!

И тут я чуть не вышел из образа! Точь-в-точь мой отец! Сходство было чисто «домашним» — друг на друга мы походили гораздо больше, чем он или я на папашу, — однако несомненным. Да и возраст — уж очень он постарел; на глаз и не определишь, сколько ему. Волосы совсем седые, а исхудал-то!