Если обо всём этом писать, то навер-рняка получится чтиво «не для средних умов», мягко выражаясь. Явно — не попса. И даже не лёгкая, но музыка, по твоей терминологии, если и звучащая об одиночестве, то желательно с хеппи-эндом. Об истинном, неизбывном, вселенском Одиночестве, право на которое даётся далеко не каждому существу, способна пр-рорыдать лишь Музыка. Как она есть, без поп-приставок, преследующих меркантильные сиюминутные цели. Ты знаешь, что я подразумеваю... Великий древнеземной завоеватель Алекс Македонский, почти покоривший тогдашние Освоенные Пределы, приказал похоронить себя с вывернутыми наружу открытыми ладонями; смотрите, я ухожу с пустыми руками! Туда — ничего матер-риального не взять.
— Да... Если бы Ван Гог, Кламерисса или Бодпоа при жизни получили деньги за свои картины, они бы сейчас ни микроэква не стоили... Если бы Эмили Дикинсон, Эс Чейрник, Ор Укеро или Джей Ти Аамс заделались ремесленниками, пишущими ради гонораров и коммерческого прижизненного успеха, мы бы хрен их теперь ценили и читали! О них бы забыли через поколение, пусть бы они и «владели пером» досконально. Писать «хорошо» — это то же самое, что и «плохо». Писать имеет смысл, лишь безвариантно метя... в «классики», условно говоря. Если тебе вообще дано. Если, конечно, ты вообще хоть на что-то способен... Но если ты не решился вмешаться, значит — струсил. Быть Художником и не творить — таких скурвившихся, на потребу сиюминутности, ренегатов я назвал бы трусами. Графоманы — и те смелее, хотя им, бедолагам-бездарям, и не дано.
— Правильным местом думаешь... И говор-ришь красиво, не зря я с тобой столько возилась. Хотя бы говорить научила. Ещё годков с пять, ты бы у меня и думать начал... Шутка! А серьёзно... Лично я, ощути в себе зов, требующий писать или иным видом творчества заняться, крепко задумалась бы: надо ли вмешиваться? Не ускорю ли я своими «потугами на истину» процесс возрастания энтропии?.. Сотворила ли я, тяжким постоянным самоорганизующим трудом, свой разум и свою душу такими, чтобы осмелиться придать их в качестве инструмента крупице божественного таланта, дремлющей в любой и в любом из нас, даже в графоманах?.. Мне ужасно нр-равятся слова одного из древнеземных гениев. В письме к какому-то «костюму» он написал: «Князь, тем, кто вы есть, вы обязаны случайности своего рождения. Тем, кто есть я, я обязан только себе. Князей много, Бетховен — один». Конец цитаты. Ещё вот что повлияло бы на моё решение... Ощущение, что сказать своё Слово так — дано лишь мне, и никому больше. В целой Вселенной. И если не я, то кто же?.. Пусть не все поймут, пусть! Всем и не надо... Одно я знаю наверняка: отважившись вдруг, постар-ралась бы сказать всё, что я думаю по поводу Сущего, сотворив нечто, способное и через тыщи лет устойчиво привлекать внимание. Искренне, безоглядно выплеснуться, врезать правду-матку, как я её понимаю. На открытой ладони преподнестись... Чтобы те, чьё понимание совпадает с моим, открывали меня, листали меня и знакомились со мной, и теплело им на душе хоть на секундочку от осознания, что «не я одно такое» в Бескрайнем торговом Лесу блуждаю, хоронясь от врагов, в надежде прор-рваться к звёздам. Давя в себе страстное желание по аукать, не вынося одиночества... И, не сумев удавить, рискуя выдать себя смерти, аукать: а-ау-у, есть в чащобе кто-нибудь, способный прикрыть мне спину, чтобы совместно отбиваться от конкурентов?! Написанное мною и есть это самое ау, ясный пень. «Кто умер, но не забыт — тот бессмертен». Кажется, человек Лао-цзы сказал?.. Иначе я бы просто и не захотела. Пытаться творить иначе — скучно и бессмысленно. Стыдное это занятие, бесплодное, конформистское, малодушное и бессовестное... с моей личной, субъективной, конечно же, точки зрения. В этом Лесу и без того маловато смысла, зачем же катализировать скорость процесса возрастания энтр-ропии?
Ответ риторичен. И мы замолкаем. На эту тему, ясный пень, сказано всё.
...И мы устремляемся к большой воде, перед уходом начистив рыла каким-то свинообразным уродинам, вообразившим себя королевами и богинями «Рваного Доллара» и вознамерившимся нас прижать к когтю.