— Умберто, скажи мне! — Грейди вдруг подсел ближе к моряку. — Отчего капитан не созывает всех перед отплытием? Ему же это ничего не стоит — рявкнуть на матросов разок, и все дела. Прибегут, да что там — приползут! Отчего он так не делает, а? Я бы успел… я бы пришел… обязательно пришел…
Он говорил сбивчиво, дрожащим голосом, в котором не осталось и следа былой наглости. Хаген слушал — и не слышал, точнее, заставил себя не услышать.
Джед хорошо затянул узлы…
…но он рассчитал их на человека, а не на магуса.
— Ух ты! — только и сказал Умберто, когда Грейди рухнул на землю, как подкошенный. На лице бывшего матроса застыло удивление. — Как красиво. Убил?
— Оглушил, — проворчал Хаген, хотя усмешка на лице моряка говорила яснее ясного — ответа не требуется. — Повернись, я развяжу…
Нож у него забрали, а веревки Умберто были затянуты крепко; магус разодрал пальцы в кровь, пока освобождал товарища. Запястья болели нещадно: всё-таки в последний раз ему приходилось проделывать этот трюк уже достаточно давно. Когда руки Умберто оказались свободны, он оттолкнул Хагена и узлы на ногах распутал сам, быстро и легко. Заметив, что пересмешник нахмурился, моряк прошептал с улыбкой:
— Вернемся — научу.
В этот миг снаружи раздался голос Джеда — не то он услышал странный шум, не то просто проверял: «Эй, что там у тебя?»
— Всё в порядке! — ответил Хаген голосом Грейди, даже не успев сообразить, что делает. — Всё хорошо!
Умберто дернул его за рукав, словно предупреждая: «Не перестарайся!» — однако встревожился он зря. Послышался женский смех, Джед произнес что-то невразумительное, и вскоре беглецы уже осторожно пробирались к побережью, прячась за невысокими кустами. Близился рассвет, но пока что тьма им помогала, да и судьба сменила гнев на милость — ни один камень не сдвинулся с места у них под ногами, выдав предательским шорохом, ни одну ночную птицу они не спугнули.
Лодка нетерпеливо танцевала на волнах.
«Быстрее! — шепнул Умберто и потащил товарища за собой. — Надо сматываться отсюда, пока не появился их хозяин, кем бы он ни был!» И он как в воду глядел: стоило им, мокрым и измученным, взобраться на борт, как из-за мыса показался фрегат — темная громада парусов на фоне светлеющего неба. Хаген почувствовал, что дрожит.
Лодка понеслась, будто за ней погнался сам Великий шторм, но…
— Д-догонят! — заикаясь, сказал оборотень. Умберто его услышал не сразу. Моряк посмотрел за корму лишь раз и страха не выказал; всё его внимание захватило море прямо по курсу, хотя там, на взгляд пересмешника, не было ничего интересного. — Догонят ведь!
Конечно, неизвестный фрегат не смог бы преследовать их по мелководью, да только лодка и сама не приближалась к берегу — слишком много там было отмелей и рифов. Маленькая и верткая, она не рисковала застрять, но скорости это ей не прибавляло. Всё просто, понял Хаген: их заставят свернуть с большой глубины в этот лабиринт подводных скал, а потом преследователи выпустят собственные лодки — и все дела. Силы покинули пересмешника; он съежился на корме и приготовился к смерти.
Какая разница, что потом за него страшно отомстят?..
— Эй, выше нос! — негромко позвал Умберто. — Нас пока что не поймали.
— Пока что, ты сам сказал… — начал магус и осекся. — Погоди-ка. Мне показалось, или ты меня помиловал и больше не хочешь сбросить в воду с камнем на шее?
Умберто добродушно рассмеялся.
— Нет, ответь! Я хочу знать!
— Да угомонись ты, оборотень! — отмахнулся моряк, и обидное прозвище прозвучало как-то иначе. Хаген чувствовал разницу, но не смог бы сказать, в чем именно она заключалась. — И вообще, не того боишься. У нас есть шанс посмотреть на капитана в гневе.
— Почему? — искренне удивился магус. — Из-за того, что мы так глупо попались?
— Нет… — Умберто вздохнул. — Из-за того, что он не выспался. Он очень не любит, когда приходится лезть в драку, едва продрав глаза…
«С чего ты взял, что ему придется драться?» — хотел было спросить Хаген, но не успел: как раз в этот миг из-за скалы показались зеленые паруса «Невесты ветра», которая должна была находиться в порту… что же, выходит, Крейн направил её следом за ними? Пересмешник отбросил эту мысль — открывшееся его взгляду восхитительное зрелище не оставляло места для других чувств. Он ни разу не видел фрегат со стороны