Одним движением Азвар отключил защиту, и спасительная пленка сползла, рассыпавшись невесомой пылью. Степняк и амазонка продолжали кружить, выбирая мгновение для удара. На Азвара они не обращали внимания, и разведчик, вместо того чтобы броситься к кораблю под ненадежную защиту его стен, прыгнул вперед, ударив кольцом, сиявшим на правой руке, в морщинистый лоб кочевника.
Звук был такой, словно лопнул воздушный шарик. Пахнуло горячим воздухом, коренастая фигура степняка неожиданно стала прозрачной, а следом и вовсе рассеялась. Остался нож, который веско упал на землю.
Амазонка стояла с растерянным видом, затем произнесла что-то. Было невозможно понять, тот ли это язык, что у номада, или же иной.
– Спасибо за помощь, – сказал Азвар. – Я ваш должник. К сожалению, я не понимаю ни словечка. Придется вам учить наш язык или учить нас вашему.
Амазонка выдала длинную тираду. Что она говорит, оставалось непонятным, но протянутую руку Азвар истолковал однозначно:
– На твои трофеи я не претендую, – произнес он, поднял нож и рукояткой вперед протянул амазонке.
Реакция была совершенно неожиданной. Женщина вскрикнула, отшатнулась, закрывая лицо безоружной рукой, и вдруг безо всякой подготовки очутилась в седле, а позади возникло все недавно исчезнувшее войско. Теперь было ясно, что каждая всадница является точной копией предводительницы. Рыжий жеребец встал на дыбы, разворачиваясь, и вся армада унеслась быстрее, чем это можно представить.
Азвар потерянно стоял, озирая пустынную степь с нетоптаной травой.
– Похоже, я совершил какой-то жуткий проступок, – произнес он. – Судя по всему, упавшее оружие поднимать нельзя. Где упало, там пусть и лежит. Хотя Номад безо всяких последствий поднял первый клинок, а я – найденный перстень, – Азвар нарочно говорил погромче, чтобы на корабле осталась запись. Даже если связь не работает, внешние микрофоны на корабле достаточно чуткие и с расстояния сто метров запись сделают. – Могу предположить, что кольценосцу нельзя касаться клинка, а ножевщику – перстня. А я это правило нарушил. Пока у меня не было ничего, я смог поднять найденное кольцо, но после этого трогать нож уже не имел права. Не знаю, что зафиксировали камеры корабля… боюсь, что ничего. Здесь были армии номадов и амазонок, но они бесследно исчезли. «Бесследно» значит, что ни на траве и нигде вовсе следов не осталось. Подозреваю, что таким способом я вижу что-то недоступное человеческому восприятию. Угодно – можете считать, что я свихнулся. Но невещественный кочевник едва не лишил меня зрения. А сейчас у меня на правой руке перстень амазонки из того самого цирконий-рениевого сплава с добавкой серебра, а в левой – клинок номада. Их-то вы видите?
Азвар поднял руки и почувствовал, как жарко вибрируют инопланетные артефакты, оказавшись поблизости друг от друга.
В искалеченном глазу болезненно застучал пульс, но Азвар уже не обращал внимания на боль. Он смотрел в небо, которое минуту назад было окрашено в яркие цвета восхода. Теперь небо раскрылось, явив трехмерную картину Вселенной. Кто-кто, а космический разведчик, привыкший работать с навигационными картами, сразу узнал изъезженные галактические просторы.
Человеку менее опытному это было бы не так просто сделать: звезды и туманности смутно просвечивали сквозь почти непрозримое пространство. Все, что опрометчиво полагалось вакуумом, на деле представляло субстанцию ощутимо густую и вязкую… хотя как можно определить вязкость на взгляд? А если точнее, то субстанций было две, и они резко различались цветом: золотисто-рыжим и голубовато-зеленым. Все видимое пространство было окрашено в эти два цвета. Две зоны перемешивались, вытесняя друг друга, но нигде не сливались в нечто третье. Местами там, где, казалось, они не могут не слиться, четко сияли разграничительные точки: синие или рыжие. Порядок нарушался лишь в одном месте, где уродливой кляксой чернело пятно вокруг одной из незначительных звезд. Не надо быть галактическим разведчиком, чтобы узнать в этой звездочке Солнце.
Клинок и перстень вибрировали и жгли руки все ощутимее. Еще немного, и их станет невозможно держать.
Азвар опустил воспаленный взгляд. Неподалеку, в десятке лошадиных скоков, стояли два войска. Они не двигались, не нападали: они ждали, когда он уронит один из артефактов, а лучше сразу оба. Холодные, бесстрастные лица, нацеленные копья, изготовленные луки. Все это оружие было бессмысленно и ненужно. Бутафория, рожденная помраченным сознанием. Там нет ничего, кроме силы клинка и перстня, рожденных той субстанцией, что владеет Галактикой, а возможно, и всей Вселенной. Именно эти незначащие предметы, отличающиеся лишь тугоплавкостью, разграничивают зоны влияния, определяют, золотисто-рыжий или зелено-голубой цвет будет господствовать в той или иной звездной системе. Но в любом случае, независимо от цвета, человеку там будет нечего делать.