Звездочет

На противоположном берегу бухты, в непроницаемой тишине, продолжается война. В Гибралтаре запрещены даже автомобильные гудки. Временами внезапный грохот потрясает Мавританский зал отеля «Королева Кристина», и люди бегут на террасу, чтобы посмотреть на бомбардировку, испуганные или обрадованные — в зависимости от того, к какому лагерю принадлежат. Но обычно взрывы, которые слышны ночью, связаны со строительством туннеля внутри скалы. Все спешат обратно в салон, к танцам. Известно, что англичане сверлят скалу, чтоб превратить ее в пустую оболочку. В начале войны укрепления были очень слабыми и почти лишенными гарнизонов, потому что имперский комитет по обороне верил в союз с Францией, которая господствовала на африканском побережье. Гибралтар потерял свое стратегическое значение. Но после падения Франции, если немцы сумеют завладеть Гибралтарской скалой — при том что базы Бисерта и Месалькивир находятся в руках правительства Виши, — Королевской армии придется убраться из Средиземноморья. Поэтому англичанам так важно выиграть время, чтобы успеть укрепить свой анклав до вероятного вторжения. Они роют в горе подземный город, в котором есть госпиталь, электростанция, резервы воды, продуктов и боеприпасов и жилые помещения. Хотя, возможно, это лишь сказка, которую Дон плетет Звездочету, чтоб успокоить его насчет отца и утешить самое себя.

В Гибралтаре нехватка пространства и скученность делают неопределенность еще более невыносимой. Командующий гарнизоном виконт де Горт постоянно сбегает из Гибралтара, как заключенный, и является в отель, чтоб избавиться от своей клаустрофобии, поиграв на отличном поле в гольф. Наступающая темнота превращает игроков в эластичные тени, а звук ударов по мячу доносится, кажется, аж до марокканских гор. В полнолуние нет ни взрывов, ни бомбардировок, и виконт продолжает свой вечер, вооружившись бутылкой хереса и отрешенно наблюдая результаты своих стараний.

В Гибралтаре его резиденция расположена в старинном испанском монастыре. Генерал, закаленный падением Дюнкерка, когда его разумное руководство почти превратило отступление в победу, не слишком восприимчив к флюидам мистицизма. Тем не менее он ценит покой и надежность здания, позволяющие ему несколько расслабиться в его постоянном напряжении. Когда он проходит высокими залами с позолоченным орнаментом на потолках, тени прошлого окружают его упрямую безмолвную фигуру, и он чувствует себя еще одним привидением из тех, что волокут тяжелую цепь истории. Между толстыми каменными стенами укрывается стародавняя невозмутимая жизнь, и он хватается за ее крепкие корни, чтоб противостоять современной войне, изготовляемой в лабораториях, в которой ему выпало участвовать.

Утром он побывал в пещере Святого Георгия и в галереях, просверленных в скале. Он обратил особое внимание на органические отложения, которые вынимают из горы и сваливают на бывшей площадке для игры в поло. Они отняли уже приличный кусок пространства у вод бухты. При отливе уже заметна насыпь, и, когда она вырастет еще немного, по ней проложат взлетные полосы и поставят ангары для нескольких сотен самолетов. Он спешит закончить этот аэродром, без которого невозможно ни защитить Гибралтар, ни предпринять какие бы то ни было действия на севере Африки. Он улыбается, думая о том, что театральные жесты Гитлера или Муссолини, эскадрильи самолетов, собственное его нетерпение закончить строительство — все это не переживет окаменелых растений, костей доисторических животных и причудливых ракушек, которые послужат фундаментом аэродрома.

Этой ночью в углу Мавританского зала он заметил трех немецких офицеров, сидящих вокруг стола лицом к морю, превращенному луной в слиток серебра. У них такой вид, будто они обсуждают судьбу его Скалы.

— Полковник Ханс Пикеброк, шеф отдела разведки абвера, подполковник Микош и капитан Ханс Йохан Рудлофф ждут четвертого человека, — шепчет ему на ухо один из его связных, притворяясь, что поглаживает подбородок, а на самом деле прикрывая рукой рот.

Вскоре некий старик пересекает салон по направлению к столу. Он идет почти так же медленно, как движется луна. В длинном пальто, полностью скрывающем его тело, он похож на какого-нибудь гостиничного швейцара. Он неслышно ступает по плитам, привезенным из Тарифы, зато веско звучат шаги двух сопровождающих его гигантов телохранителей. Пожалуй, он притворяется более старым и утомленным, чем есть на самом деле, — чтоб успеть внимательнее рассмотреть все вокруг по мере своего продвижения. Но в углах его губ залегла тень, и эта мрачная гримаса, которую он смакует во рту, превращает его мясистое и полнокровное лицо в жаровню, над которой столбами дыма встают нос и скулы, поднимаясь к грозовому небу лба, занося сажей глаза, обугленные ужасными видениями.