Звезды древней Руси

Только Донушка-млад да сын Суревич в чистом полюшке проезжал, голь кабацкую разметал: плёточкой махнёт — улочка бойцов лежит, ножнами тряхнёт — переулок с ног валит! Он прибил-притоптал добрых молодцев.

Снова он вскричал зычным голосом:

— Ой ты гой еси, сестрица! Ты, Плеянушка-вилица! Дай же поединщика мне для бою славного, силою мне равного!

А у той Ясуни-вилицы были в доме родные сестрицы. То Плеяны шесть дочерей, и сидели в гостях шесть её зятевьей: Ван Семарглич и Ярила, и Аргаст сынок Асилы, братья Ильмы и Дажьбог — одолеть их кто бы смог?

Говорила тут Плеяна тем своим зятьям:

— Уж вы гой еси, зятья, помогите нам! Прочь отвадьте вы того — женишка удалого!

Отвечали ей зятья:

— Нам сражаться с ним нельзя! И к чему нам за Ясуню с сыном Сурьи биться? Сватаемся мы не к ней, а к её сестрицам… И тебе он — сводный брат, нам же — пусть он будет сват!

Но Плеяна осерчала, так им отвечала:

— Родила бы лучше я вместо дочерей — семь больших камней. Бросила бы камешки я во сине море и не знала б горя! И тогда бы семь камней скалами поднялись, о которых корабли ваши разбивались!

* * *

А в ту пору Дон, сын Сурьи, в Цареград въезжал. И ворота городские — в щепы разбивал. Где проедет — теремочки в щепы разломает, свистнет-гикнет он — все маковки с храмов посметает.

Ещё то княгинюшке Плеяне горем показалось, государыне-царице за досаду сталось. И пришла она к царю Святогору, и ему сказала таковое слово:

— Уж ты гой еси, царь-государь, муж мой Святогор! В нашем царстве-государстве ныне шум, раззор! Уж ты дай-ка нам на Дона лютую управу! Урезонь грозою княжьей ты его на славу!

И тогда ответ держал мудрый Святогорушка:

— Гой еси, Плеянушка, ласковая жёнушка! Так ведь мне сражаться с ним — с зятем милым-дорогим, не по чину, не по праву… Ты ж сама найди управу! Тьму рядовичей бери, если мало — две бери. Сверх того бери в сраженье сколько нужно ополченья! Отшиби-ка ты у Дона буйную головушку, отвори-ка ты ему руду-алу кровушку…

И Плеянушка сзывала во ту пору на сраженье княжьи рати с ополченьем. И сама их повела в чисто полюшко, на широкий дол — да на раздольюшко.

Как те рати проезжали, так княгиню укоряли:

— Уж ты, мать-княгиня наша! Хоть на то и воля ваша — не побить нам Дона в поле, на широком том раздолье!

* * *

А в Турдакском поле турьем — там гулял сам Дон сын Сурьи. Он съезжал с гор Алатырских к Святогоровым горам.

Ездил там он по холмам, по широким по долам вместе с воином предивным — Паном, дружкой-побратимом. К ночи захотел вздремнуть сын Сурьи — под сосной высокой с кроною широкой. И наказывал тому — побратиму своему:

— Ты теперь до свету бди, друга не буди! Но лишь только ты, сын Вия, встретишь рати те лихие, что меня повсюду ищут, в чистом поле рыщут, — свистни-гикни, чтоб от крика обломилася сосна, пробуди меня от сна!

Сам же лёг он отдыхать, под сосною почивать. Тут в ночи наехали рати цареградские, стали рыскать и искать в поле зятя царского.

Как узрел Панчутка Вийич в свете лунном рать, так не стал он Дона звать, — сам на битву выезжал и те рати потоптал. Руки-ноги поломал, а коней в овраг бросал. Бился ночку всю до свету, многих он побил до смерти.

Дон тут встал от крепка сна, глядь — не сломана сосна. Войско вкруг его лежит, а Панчутушка стоит в поле бранной славы средь ручьёв кровавых.

Говорит Панчутка:

— Спал ведь ты нечутко. Я же до зари вставал, все колосья сжал!

Осерчал на друга Дон, распалился люто он:

— Не твоя была забота, не твоя работа — в поле побивать княжескую рать! А твоя работа — кашу мне варить, мне слугою быть!

И поехал к Цареграду, ко его Златым вратам, ударял по верееям, — булавой булатной бил и врата свалил. После в город он въезжал и средь площади теремной он копьё вонзал.

— Ратники вернутся в град, коли вы хотите… Вы же мне за это выкуп заплатите, выше древка навалите серебра и злата, дайте дар богатый! Камни самоцветные, жемчуга заветные!

* * *

Только это он сказал — в чисто поле выезжал. Там коня он повалил, голову ему срубил. Круп его свалил под древо, сам залез в конино чрево.

Воронята прилетели, над конём на ветку сели. Врана старого, отца, воронята кличут:

— Батюшка, нам Бог послал на обед — добычу!

Ворон мудрый им вещал, их остерегал:

— Нет, то не добыча — а погибель птичья!

Но птенцы отца не послушали, понадеялись, видно, на лучшее… И на круп коня слетели, и клевали его, и ели.

Тут из брюха выскочил Дон, ухватил воронёнка он. Старый ворон стал молить — воронёнка отпустить.

— Ой ты, ворон вещий, отпущу, конечно, я сыночка твоего, воронёнка малого. Коль слетаешь в сад Ирийский, там в златых крыницах зачерпнёшь водицы, только не простой — мёртвой и живой. Будет твой сынок порукой — дашь её мне в белы руки.

И за тридевять морей ворон вмиг слетал, Дону две бадьи златые с той водою дал.

Дон поруку отпустил и коня сложил, а затем водой обмыл — мёртвой и живой, и ожил конь и встряхнул гривой золотой.

А затем Дон оживил все побиты рати, и повёл их за собой в Цареград обратно.

Видит: там уже сложили серебро и злато, дали дань богатую. Не хватило только им, чтоб копьё засыпать, мисочки единой, — Дон взъярился сильно: