Звёзды ещё горят

Паша покружил, покружил, немного опираясь на костыль. Его походка стала чуть лучше, но врачи ещё настаивали беречься, чтобы не возникло осложнений. Марк постоянно издевался над этим «беречься», когда заставал друга в крайне непристойном виде после встреч с Машей. Несмотря на мягкий и покладистый нрав Паши, он всегда находил пару-тройку ответов, ставивших юношу в тупик.

– Поджилки не трясутся? – с усмешкой поинтересовался он.

– Да, едва передвигаю ногами от ужаса, – искренне припечатал Марк, потирая переносицу. – Так заметно? Мне казалось, я неплохо играю.

– Не думаю, что кто-то заметил. Просто я знаю, что ты испытываешь. Сам недавно чуть к праотцам не отправился, когда встретился с отцом Маши, – его аж передёрнуло всего, а лицо заметно побледнело. – Ему ещё чёрный гелик и перстни на пальцы – вылитый крёстный отец. Господи, помилуй мою грешную душу!

– Вижу, это и правда тебя потрясло, иначе я не могу объяснить, почему ты резко ударился в религию.

Они дружно улыбнулись друг другу, посмеявшись ситуациям, в которых оказались. Ситуациям, объективно не представляющих ничего ужасного, но иррационально вводящих в ступор.

– А вообще разве у крёстного отца был гелик?

Паша отмахнулся от его колкости. Хромая, он подошёл к нему и по-дружески похлопал по плечу – так, будто и правда душу пытался выбить.

– Марк, ты само очарование, – произнёс он, усмехнувшись. – Может, они немного побурчат, потому что будут переживать за свою дочь, но в конечном итоге смирятся, потому что понимают: это не их жизнь, не их отношения. Ты выбор Стеллы, и им останется это принять. В любом случае она может только сама разбить себе лоб о твои грабли.

– Ну, спасибо, друг, а я уж было думал растрогаться и сердечно тебя заобнимать, – он смахнул его руку и посмеялся. – А ты всего лишь искал повод меня оскорбить.

– Именно, Марк, – вдруг посерьëзнел он. – Я твой друг, и ты можешь мне доверять. Как Маша всегда будет на стороне Стеллы, так и я буду – на твоей.

Паша улыбнулся, даже не подозревая, как сильно ударили по Марку эти слова. А он осторожно вдохнул, кивнул, и они оба поковыляли к дому, где на крыльце заждались их две самые крутые девчонки в мире.

* * *

Наверное, ничего более неловкого он никогда не совершал за свою жизнь. Нести постоянно напыщенные и пафосные речи? Ерунда. Ежедневно прилюдно позориться из-за своей неуклюжести? Ничего особенного. Не сдаваться и продолжать добиваться девушку, которая выстроила вокруг себя с десяток стен? А кому не приходилось? Признаться в любви со сцены вопреки сценарию? Да проще простого! Встретиться с родителями девушки, которую он любит? Ну, это уже перебор.

Мама Стеллы встретила их радушно – всех, кроме Марка. Она как будто сразу вычислила его и изучающе оглядела с ног до головы, словно искала хотя бы один недочёт, из-за которого справедливо можно выставить его прочь. Но это юношу не напугало, потому что он уже преодолел этот колючий, холодный взгляд однажды и примерно представлял, как вести себя: всё-таки Стелла была похожа на свою маму и внешним очарованием, и внутренней несгибаемостью. Невольно Марк зауважал эту женщину и вознёс благодарности за такую чудесную дочь.

Стелла больно ущипнула его, смущённая, а вот её маме понравилось: она даже немного улыбнулась.

Растерялся он только тогда, когда встретился в гостиной с её отцом. У него были мягкие черты лица, проникновенный взгляд, будто легко читающий все мысли собеседника… Нет, даже не мысли – он препарировал чувства, переполняющие сердце, а это многим страшнее и в разы более неловко.

– Добрый день! Марк, парень вашей дочери, – наигранно уверенно представился он, протянув руку, и мужчина радушно принял рукопожатие, качнув головой. – Рад с вами познакомится, Виктор Сергеевич. Я был бы рад подружиться с вашей семьёй, потому что искренне люблю Стеллу и предполагаю, что нам ещё предстоит долгие годы видится на весёлых семейных застольях.

Виктор Сергеевич в ответ хмыкнул.

Никто не спросил, не удивился тому, что её отец не встал и не поприветствовал гостей, как его жена, сдержанно разговаривающая с Машей и её молодым человеком. Стелла же чувствовала себя паршиво, глядя на него, но всеми силами боролась с грустью. Марк примерно представлял цену, которую пришлось мужчине заплатить за жизнь, и она была большой, но, по его мнению, не самой худшей.

– Мне нравится, как вы изъясняетесь, молодой человек, – с улыбкой ответил Виктор Сергеевич и предложил им присесть рядом, потому что ему было крайне неудобно заставлять гостей стоять, пока он сам вынужден сидеть в мягком кресле. – Стелла молчит как партизанка и совсем не хочет рассказывать о мальчике, который ей нравится. Я – как отец – чувствуя себя оскорблённым.

– Пап, не начинай, – её лицо мило покраснело. Она тихо что-то проворчала.