Звезды на крыльях (сборник)

Утром 7 ноября нам привезли подарки, присланные из тыла. В посылках не было деликатесов, но чувствовалось, что их собирали заботливые руки, что люди, работавшие в тылу, хотели хоть чем-то ободрить и поблагодарить воинов за их тяжелый ратный труд, и от каждой маленькой посылочки веяло близким, родным.

К посылкам обычно присоединяли записки, фотографии, сообщали обратный адрес. У нас завязалась переписка. Летчики старались совершить как можно больше вылетов, увеличить свой боевой счет и в очередном [278] письме отчитаться в успехах. Особенно после воздушного боя хотелось подробнее, поярче описать схватку с врагом и сообщить число сбитых нами самолетов.

Связь с тылом не прекратилась даже тогда, когда мы перелетели на другой аэродром, расположенный у Дона, на правом крыле Сталинградского фронта. Этот аэродром был самым тяжелым из всех, на которых приходилось базироваться нашему полку. Летный и технический состав жил в каменных заброшенных домах, где вместо стекол в рамах красовались пучки соломы. Спали, не снимая меховых комбинезонов.

- Эх, в баньке бы помыться, - мечтательно говорил каждый раз Кузьмин, ложась спать и зарываясь с головой в солому.

- Надо сначала воды раздобыть, а потом о бане мечтать, - не глядя на Кузьмина, отвечал Егоров, - умываешься и то снегом.

Действительно, в бане всем хотелось помыться, и я решил, что, как только наступит оттепель, надо будет организовать обтирание снегом.

В ближайшие дни, когда температура воздуха достигла нуля, я сбросил комбинезон и гимнастерку и начал натираться мягким пушистым снегом. Моему примеру последовали остальные летчики.

- Не хуже Сандуновских бань, - говорил москвич Орловский, натирая огромным комом снега широкую спину Егорова.

А мне вспомнилась баня в Сибири, в селе Базайхе, на берегу замерзшего пруда. Вспомнил, как дедушка, разгоряченный паром, бросился с головой в сугроб, увлекая и меня за собой.

Обтирание снегом мы повторяли почти каждый день. Но как ни хороша баня в начале ноября под открытым небом, а хотелось помыться горячей водой. Наконец решили устроить настоящую баню. Весь день грели в маслогрейках воду и готовили сарай, забивая щели. Но баня все-таки оказалась не лучше снежной: в сарае было холодно, железная бочка, приспособленная под печку, не согревала помещения.

Обильные снегопады заваливали аэродром, у стоянок самолетов появились огромные горы снега, который мы ежедневно очищали лопатами, поддерживая летное поле в боевой готовности. Рулежные дорожки расчищали вручную, [279] тракторы работали только на взлетно-посадочной полосе.

Мимо нашего аэродрома все чаще и чаще проходили подразделения пехоты. Солдаты отдельными группами шли кто в сторону фронта, кто в тыл. По оживлению на шоссейной дороге можно было догадаться, что фронт готовится к наступлению. Даже танки и артиллерия совершали обратные марши. «Два шага вперед, шаг назад», - говорили в пехоте.

Но, несмотря на непонятное для солдат движение, моральный дух в войсках был высок.

- Как же так получается? Вчера шли на Калач, а сегодня обратно, - спрашивал молодой солдат бывалого, остановившись покурить.

- Что ты меня спрашиваешь? Так надо, давай вот лучше пулеметчикам поможем, ишь, умаялись, - отвечал пожилой автоматчик.

- А ну, ребята, давай дружней.

И установленный на лыжах пулемет уже снова скользит по разбитой снежной дороге.

Рядом с дорогой привычным размашистым шагом шли лыжники, одетые в белые маскировочные халаты. В плечах - косая сажень, сосредоточенные лица, ловко подогнанное зимнее обмундирование - все напоминало мне тайгу, Енисей, Красноярск.

- Как идут, смотрите, как здорово у них получается, вот подобрали! - восхищался Соколов.

- Откуда, братцы? - не выдержал Егоров.

- Из Сибири, Красноярск знаете? - бросил на ходу молодой парень.

- Дело будет, - заключил Кузьмин, - сибиряки пошли! Они под Москвой дали жизни фашистам и Сталинград удержали, а теперь, наверное, идут доколачивать.

Мне было особенно приятно слышать такие речи о сибиряках - моих земляках.

А войска шли и шли нескончаемым потоком, шли днем и ночью, не останавливаясь ни в метель, ни в мороз.

18 ноября к нам на аэродром приехал бригадный комиссар С. Н. Ромазанов. Он приказал летному составу собраться в штабе. Убедившись, что никто, кроме нас, не может услышать разговор, он начал:

- Товарищи летчики, и на нашу улицу пришел праздник: завтра наш фронт переходит в наступление; ваша [280] задача - прикрыть стрелковые дивизии правого крыла Донского фронта…

Наступления мы ждали с нетерпением. Наконец дожили. Завтра наступаем! Это чувство радости порой сменялось тревогой.

- Завтра по-настоящему начнем фашистов долбить, - говорили между собой летчики; о районе же прикрытия молчали: это военная тайна.

Теперь нам стало ясно, почему по нашей дороге двигались и продолжали подходить новые части. Мы отлично знали и понимали свою задачу по прикрытию наземных войск от налетов вражеской авиации.

Поздно вечером командир полка и начальник штаба зачитали приказ о завтрашних боевых действиях.