Звезды на крыльях (сборник)

«Принимать лобовую атаку на невыгодных условиях? - промелькнула мысль. - Нет, нельзя!» Ведомому приказываю идти за мной и, развернувшись на встречный курс, веду самолет с принижением так, чтобы, избежав прицельного огня и разогнав скорость, обеспечивающую выполнение полупетли, зайти в хвост истребителям противника. Оглянувшись, я увидел, что Варшавский пошел в лобовую атаку.

- Яша, за мной! - кричу во весь голос, но он продолжает атаковать с кабрированием и потерей скорости - один против шести! Находясь ниже, я ничем не могу ему помочь: не хватает ни времени, ни маневра. [283]

По вспышкам от пулеметных очередей определяю, что Варшавский открыл огонь, но его пулемету и пушке противостоят двенадцать эрликонов и маузеров; на двигателе и плоскостях его самолета засверкали разрывы фашистских снарядов.

«Лишь бы не по кабине», - подумал я, надеясь на благополучный исход. Вдруг его самолет дрогнул и перешел в крутое планирование. Почти одновременно с левого борта «мессершмитта» вырвалось красное пламя. Фашист так и не вывел самолет из пикирования до самой земли.

Нужно надежно прикрыть подбитого ведомого! «Мессершмитты», видя легкую добычу, бросились в атаку на планирующий беззащитный самолет. Отбивая их, я проводил Варшавского до посадки. Его самолет с убранными шасси прополз небольшое расстояние и теперь, как беспомощная птица, лежал на ровном поле. «Мессершмитты» прекратили преследование и, развернувшись, ушли за линию фронта.

Запомнив место посадки, набираю высоту. Дождевые тучи пронеслись к востоку, стало светлее. Кое-где в окнах между облаками пробивались лучи вечернего солнца.

Справа по курсу между тучами появились два самолета: один из них корректировщик «Хейншель»-126, другой - «мессершмитт». Странное сочетание. Обычно или ни одного, или пара истребителей прикрывает «Хейншель»-126 - «каракатицу» (так был прозван этот самолет летчиками за его тихоходность и широко разнесенное неубирающееся шасси).

Самолеты проходили мимо меня в 500-600 метрах; «мессершмитт» летел со скоростью прикрываемого корректировщика. По всему было видно, что противник меня не замечает. Разворачиваюсь вправо, выхожу на курс «мессершмитта». Маленький поворот - и крылья фашистского истребителя перерезала горизонтальная нить прицела, а на фюзеляж легло перекрестие сетки. Решаю подойти к гитлеровцу как можно ближе: мне никто не угрожает, поэтому огонь по врагу можно открыть, приблизившись вплотную. Дистанция быстро сокращается, остается доля секунды - и огонь.

- Молись, фриц! - вырвалось у меня от радости приближения победы. [284]

Нажимаю на гашетки, но знакомого треска пулеметов не слышно: кончились патроны. Что делать? Даю полный газ и с превышением в один - два метра проношусь над кабиной развесившего уши фашиста. Тот был настолько перепуган близостью советского истребителя, что, не помня себя, свалил машину в крутое пикирование и, бросив корректировщика, ушел в направлении своего аэродрома. Мне было забавно и досадно смотреть на удирающего «аса». Хотя бы одна короткая очередь!…

Беру курс на аэродром и, снизившись до бреющего полета, лечу над шоссейной дорогой. Впереди рельефно вырисовывается железнодорожная насыпь и краснеет уцелевшая крыша станции Сажное. По дороге идут бронетранспортеры и танки. Радостно смотреть, как движутся на фронт новые силы! Теперь уже не так выглядят наши дороги, как тогда, в сорок первом году, когда бывало летишь, а внизу только уходящие в тыл советские люди да измученные от долгого пути колхозные стада. А теперь хочется кричать «ура!»

…Короткая июльская ночь, заря с зарей сходится. Не успело еще стемнеть, а уже начинает рассветать. Так хочется по-настоящему выспаться!

Просыпаюсь от легкого прикосновения старшины Богданова.

- Светает, товарищ командир. Разрешите поднять весь летный состав?

- Поднимай, товарищ старшина. Как погода?

- Хорошая, облака разогнало, светло будет.

С дикой груши, под которой я спал, стекала роса. Крупные капли с кончиков листьев падали на кожаный реглан.

- Ни одного выстрела, все молчит, и птицы молчат, - деловито замечает старшина. - А лицо-то у вас все в ожогах, к врачу надо.

- Подожди, не до врача, - отвечаю ему и тут же слышу отдаленный разрыв снаряда, за ним другой, третий: где-то совсем рядом бьют орудия крупнокалиберной батареи.

Гул все нарастает, все усиливается…

Запищал зуммер рядом стоящего телефона.

- Слушаю.

В голосе командира полка Уткина прозвучало что-то тревожное и торжественное. [285]

- Давайте весь летный состав ко мне по тревоге! - почти крикнул он в трубку.

Через две - три минуты эскадрилья уже стояла в общем полковом строю.

- Получена телеграмма, противник начал наступление. Поэтому требую еще больше повысить организованность и порядок, строже соблюдать маскировку. Задание поставлю позднее. Завтракать и обедать у самолетов. Командиры эскадрилий ко мне, остальные по местам, - скомандовал командир полка.

Я пошел на командный пункт, а мой заместитель Семыкин, прихрамывая на раненую ногу, повел летный состав эскадрильи.