Звезды на крыльях (сборник)

Группа людей подходит к «эльфауге». Впереди идет, чуть прихрамывая, Киш. Рядом с ним летнаб Добров. Комиссар Кожевников в обеих руках тащит огромные кипы листовок. Скаубит напутствует Киша:

- Если самолет повредят - сейчас же на свою территорию. Садитесь хоть в поле: вся Таврия наша. Только не у них - растерзают…

- Я думайт другой, - отвечает на ходу Киш, - товарищ Фрунсе ожидайт нас. Надо выполняйт боевой задатша. На все другой можно плевайт с потолка…

Подходят к машине. Механик докладывает командиру группы о готовности. Добров еще раз проверяет установку аэрофотоаппарата. Кожевников закладывает в кабину листовки.

Все готово. Из-под очков блестят темные глаза Киша. Добров еле уселся: всюду груз комиссара.

В авиации не любят трогательных прощаний. И хотя «эльфауге» улетает на опаснейшее задание, летчик просто взмахивает рукой. Кивком головы ему отвечает Скаубит. Дружески улыбнулся комиссар. Старый «Бенц» ревет глухо, с покашливаниями, как простуженный. Биплан порулил на старт. И вот, оторвавшись, пошел с набором высоты.

Внизу Днепр, слева видна узкая полоска переправы, по которой все идут и идут обозы. Это тоже туда - к Перекопу. Проплывает опустевший каховский плацдарм. Он сыграл свою роль, и тысячи людей, сидевших в его окопах, тоже ушли к перешейку. Самолет идет под самыми облаками. Подбалтывает. На высотомере - 800 метров. Тучи, казавшиеся с земли почти черными, здесь окрашены в серо-белые тона; клубятся над самой машиной. [168]

Мотор урчит ровно. Летнаб взглядывает то на землю, то на карту. В передней кабине перед ним торчит в черном шлеме голова летчика.

- Киш! - кричит в переговорную трубку Добров, - подходим. Видишь?

- Да.

- Подверни чуть вправо. А потом пойдем вдоль полосы…

- Хорош.

Со стороны Каркинитского залива они встают на боевой курс. Видимость отвратительная. Море и перешеек дымятся пепельно-серым туманом. Земля просматривается плохо. Перекопская твердыня! Несмотря на туман, видно, как много успели понастроить белые. По планам французских инженеров руками военнопленных и таврийских крестьян изрыта вся земля. Вот они, батареи морских и крепостных дальнобойных орудий, привезенные из Севастополя. Бесконечные зигзаги окопов полного профиля, паутина бесчисленных рядов колючей проволоки, бетонированные блиндажи. И среди них копошатся, как муравьи, тысячи серых фигурок. Все еще что-то устраивают!

- Киш, так держать! - кричит летнаб. - Начинаю фотографировать!

- Хорош. Не моргайт: заметшай все…

И как бы в ответ на это Турецкий вал и расположенные около него позиции заискрились множеством оранжевых точек. По самолету открывают огонь белогвардейские орудия. Стреляют ожесточенно. Им ненавистна эта непрошеная птичка, внимательно рассматривающая укрепления.

Вокруг рвутся снаряды. Красный блеск вспышки. Черный комок разрыва, мгновенно разлетающийся в стороны острыми смертоносными лучами. Все это видит Киш и, стиснув зубы, строго выдерживает «эльфауге» на курсе. Ему, летчику мировой войны, никогда не встречалась столь сильная огневая завеса. Изредка, когда снаряд взрывается совсем рядом и самолет встряхивает ударной волной, он повторяет летнабу одно и то же:

- Не моргайт, друг…

Доброву некогда смотреть на разрывы. Его глаза прикованы к главной полосе вражеских укреплений, которая [169] медленно выплывает из-под крыла. Он методически отсчитывает про себя секунды и нажимает резиновую грушу, соединенную шлангом с затвором фотоаппарата. Съемка врангелевских укреплений продолжается.

«Лишь бы проклятый туман не помешал!» - думает летнаб.

В это время в штаб авиагруппы по телефону сообщают:

- Командующий фронтом, находящийся сейчас на передовой, видит отважную работу самолета-фотографа. Просит результаты подготовить быстрее и доставить лично ему.

…Съемка закончена: израсходована вся пленка.

- Ну как, Петя Николаевитш, пойдем посмотрель маленко еще? - спрашивает Киш.

- Да, пройдем вглубь до Армянска, а там домой. Как машина, Киш?

- Разве не видаль крылышки?… Но это есть маленький чепюха. «Бенц» работайт хорош. Пропеллер бежит, как молодой. Горьючка есть.

Только теперь Добров видит в плоскостях рваные дыры от осколков снарядов.

Самолет в правом развороте. Под ним Гнилое море - Сиваш. Безжизненны топкие берега, илистая темная вода.

- Не дайт бог, попадайт в эта водьитшка! - серьезно шутит Киш.

Добров наносит на карту пулеметные гнезда на сивашском побережье. Экипаж долетает до Армянска. Видит белогвардейский привязной аэростат, столь важный для наблюдения на равнинной крымской земле. Они атакуют его. Добров из своего турельного, а Киш из переднего пулеметов бьют до тех пор, пока аэростат не падает на землю.