Звезды на росстани

— Регистрация окончена, — сухо проинформировала молодая женщина в форменном берете со значком, изображающим, по-видимому, пропеллер.

— Но у меня билет на этот именно рейс, — горячо возразил я, привлекая ее внимание к циферблату моих часов.

— Ничего не знаю, — холодно откликнулась она на мое возражение, все так же не подымая головы от каких-то талончиков, которые в этот момент ей надо было обязательно пересчитать.

— Но ведь самолет еще не ушел.

— Я же вам объяснила по-русски, — с упреком посмотрела она в мои глаза.

— Мне надо улететь, — повторил я упрямо.

— Пройдите к самолету — посадят, если места есть.

Вот тут-то я его и увидел. Старого своего знакомого… У всех они есть, почти у всех, такие знакомцы из давних лет. Встреча с ними не вызовет никаких общих воспоминаний, вообще не доставит никакой радости. И уж тем более никогда ты не запланируешь никакой такой встречи. За спиной девушки, поодаль, в дверном проеме стоял мужчина в форме солидного ведомства. Холодный взгляд его был устремлен не на меня. Выше. Думал он, возможно, о чем-то высоком и недоступном для простого смертного. И уж во всяком случае, вряд ли он вникал в суть моих дел. Руки скрещены на груди, как у Наполеона Бонапарта на давно примелькавшейся картине, по замыслу это, по-видимому, должно представлять его человеком не от мира сего.

Но это все знакомо. Старый знакомый…

Может, к нему и следовало обратиться, к этому? Но кто он здесь, почему надо обращаться к нему? Он, конечно, узнал меня, он не мог не узнать. Только к нему я, нет, не обращусь ни за что, на этот счет пусть он будет спокоен. Она больше не подняла глаз от талончиков, предоставив мне свободу действий, и он все так же стоял, скрестив на груди руки. Глаза его видели что-то вдали, над моей головой: вероятно, то, чего не дано было видеть мне.

В павильоне, откуда пассажиры выходят на летное поле, мне было сказано, что поезд-электрокар с цепочкой вагонов — ушел. Указано было и на стоящий невдалеке небольшой против других самолет «АН-24», какие летают на нашей, местной линии.

Поле аэродрома было совершенно сухим, на него, как видно, не упало ни единой капли.

Несмотря на неубранный трап у моего самолета, посадка, по-видимому, благополучно закончилась. Бортпроводница издали наблюдала за одинокой фигурой мужчины с авоськой в руках, видела, как он с широкого шага то и дело переходит на бег, и улыбалась. Это было мне добрым знаком. Улыбающийся человек — это хорошо.

Протянула руку к моим бумагам.

— Девушка, я, как видите, опоздал.

— Ждем. Вас одного, — уточнила она с той же хорошей улыбкой.

— Да, но у меня нет талона регистрации…

— Вы, что же, порядков не знаете… — полюбопытствовала бортпроводница, оценивая меня удивленными, улыбающимися глазами. В какой-то миг, именно в одно мгновенье ока и как-то неброско, исподволь, она сумела оглядеть меня с ног до головы.

В этот момент подумалось мне, что именно по глазам, только по глазам, а не по каким другим достоинствам, принимают девчат в стюардессы.

— Пойдете регистрировать или будем так стоять? Десять минут хватит?

Я мотнул головой: хватит. Десять минут — это же… целые десять!

К моему удивлению, за моей стойкой уж не было никого. Испарилась барышня. Ну, не досада ли? Я переходил от стойки к стойке — спрашивал: не видели ли где мою драгоценную барышню? Можно смотреть и не смотреть на часы — трех минут как не было. Еще, прикидывай, пара минут на обратный путь. Нет, надо к администратору.

Проход между соседними стойками вел в темный, квадратный коридорчик. Слева коридор прочерчивала полоса света, падающего, должно быть, из служебной комнаты.

Ну, конечно, я должен осмотреть служебные комнаты!

Прошел в этот коридорчик с полосой света из неплотно прикрытой двери.

— Посторонним вход воспрещен! — задала задачку одна из аэрофлотских красавиц, заполнивших комнату, куда я вошел.

— Я постучал — вы сказали: да, — не так ли?..

И тут я увидел ее!

Она, пожалуй, мало изменилась со времени нашей последней встречи. И она, конечно, узнала меня. Иначе не вспыхнул бы в ее глазах ясный огонек улыбки.

Попробуй удивить человека новым лицом. Попадись хоть разлюбезный знакомый — скажешь: здравствуй, — пожмешь руку и только. А тут — обалдел.

Потому что она — вот она, рядом. Оттуда явилась, из юности прямо… Удивлена тоже. Какое-то время смотрел я на нее только. И они молчали. Осмысливали, что за птица перед ними залетная.

— Так какие у вас дела? — спросила одна из девушек.

— Зарегистрировать билет до Нефтеречинска.

— Но регистрация окончена.

— Но есть место, в моем распоряжении… четыре минуты.

Я показался им, ясно, расстроенным, и, может быть, так оно было на самом деле.

— Полина регистрирует, куда вечно провалится! — построжела та, что явилась из юности.

— К сожалению, мы ничем не сможем помочь.

Я невнимательно слушал девушку, сказавшую это, я видел стоявшую рядом.

Тем не менее трезво пытался оценить обстановку, что давалось немалым трудом, прикидывал в голове секунды, минуты.

— А нет ли другого какого варианта, девушки?