— Мой — нет. Мой был учителем. Для меня определил программу: десять классов — и никаких гвоздей. Потом, правду, я сам себе выбирал дорогу. Не стало отца…
Сергей Петрович смотрел на плачущее стекло балконной двери.
Зачем так рано уходят отцы? В какое, братцы, мы живем время, почему отец — это лишь одно воспоминание детства, не больше? Почему?
— В строительное училище, которое нам позволено наконец открыть у себя дома, ну, в нашем городе, я вложу душу. Будь моя воля, я бы пацанам настроил дворцы. Тем, кто учится работать, кто выбрал профессию рабочего.
— Да уж ты бы… — проворковала, показавшись на один миг, Елена Викторовна.
Любопытно было слушать запоздалые заверения Балтина: в решении вопроса они уже не имели никакого значения. Приятно было и доброе слово о моей системе. Может, в порядке гостеприимства он говорил одни приятные вещи? Человек вроде нецеремонный, к чему ему такие мелочи?
— Как думаете, Юрий Иванович, — подступил он вдруг с неожиданным вопросом, — что общего, существенно общего между Михаилом Ломоносовым и… скажем, великим современником нашим, ракетостроителем Сергеем Королевым?
— Оба они, ну, патриоты… А что еще? Из трудящихся оба…
— Из трудящихся?.. Да, нет, происхождение не причем. Во всяком случае, не происхождение само по себе определяет суть человека, думаю, вы с этим согласны. Вот скорее всего, оба они были, сами-то, трудящиеся люди в прямом, рабоче-крестьянском смысле. Можно не делать никаких поправок на время: имеет ли оно решающее значение? Умели работать, мастерили. Практика, опыты, тысячи опытов за свою жизнь! Без толковых рук какие могут быть опыты? Ждать, когда кто-то тебе приготовит, да и приготовит ли, как надо? А еще интуиция, рожденная практикой… Это у них тоже общее… Кстати, Королев окончил Одесское фабрично-заводское училище.
— Ну, этот факт, пожалуй, еще ни о чем не говорит.
— Говорит, Юрий Иванович!
— Я вам назвал бы и Юрия Гагарина, и Павла Поповича, и трижды Героя Покрышкина, и многих других знаменитых, кто окончил ремесленное.
— Вот-вот! — подхватил Балтин. — Не случайно вы назвали именно эти имена. Труд, не какой попало, — квалифицированный, он развивает человека, делает его хозяином жизни и, я бы сказал, дерзновенным в поступках.
— Какие выводы, Сергей Петрович! Не часто мы делаем такие обобщения.
— К сожалению, многое мы не делаем из того, что надо… Да, а кого я здесь агитирую, вы не знаете?.. Эх, не здесь бы эти слова говорить. На площадь выйти да — с большой трибуны! Потому что и родители, и учителя то и дело долбят… Как раньше, как все время долбили: ин-сти-ту-ут — это же тебе ин-сти-ту-ут! А не то, что вкалывать на заводе, на ферме ли. Учебу в школе, называется, стимулировали. Из поколения в поколение…
— А сам он кто? Спросите-ка! — Из кухни донесся насмешливый голос Елены Викторовны.
За разговором следя урывками, не считая нужным вникать в суть вопроса, она, тем не менее, принимала сторону гостя. Гостеприимство здесь, в этом доме, возведено в высший ранг. Я смотрел на Балтина, ждал, что он скажет на замечание жены. Он широко улыбнулся, склонил голову:
— Прошу прощения: выпускник технического училища. Ваш покорный слуга. ТЭУ номер два, знаете?
Еще бы не знать! Девчонки оттуда к нам, в техникум приходили на танцы. Мы встречали их в проходной, сами обслуживали на вешалке. Десятиклассницы. От таких голову потерять можно. Парней, правда, видели реже. Теперь я будто не узнавал в нем управляющего трестом.
— Приветствую своего собрата, — ни с того, ни с сего я протянул Балтину руку. И он, между делом, не сбиваясь с главного направления, крепко ее пожал.
— Возьмите студентов. Во все времена они нищенствовали, если не считать богатеев, которые швырялись нетрудовыми доходами. Или учились за счет папы с мамой — это ли еще не хуже того? Видеть, как в нужде бьется отец и жить на его средства! И еще отвыкали от лопаты, от топора — вот и получалась интеллигенция из трудящихся… Пока не пошли стройотряды. Тут-то оно получше дело пошло, по всем направлениям.
Балтин позвал Елену Викторовну к столу, пригладил пятерней волосы:
— Особый разговор у меня о трудовых резервах. Об училищах. Они дают профессию, делают человека зрелым в жизни. Хозяином жизни. И ему не заказана ни одна дорога. Давай, Юрий Иванович, — поддержи, Лена, — выпьем за систему, которая создает современный рабочий класс. Без эпитетов, просто: рабочий класс!
Я осушил поднятую рюмку. За рабочий класс!
Откуда знать меня человеку — не все ли равно. Болельщик, не болельщик — не в этом дело. Но я-то, я-то его знаю. Помню! На всякий случай я уточнил, не был ли он когда-нибудь во Владивостоке? Но, нет, он не знает Владивостока, никогда там не был.
— Ну, давайте не будем друг другу морочить голову: ведь мы знаем друг друга, правда? — без обиняков я приступил к солидному нефтеречинскому начальнику.
Балтин рассмеялся широко и красиво.
— Да, в свое время ты был известным, тянулись за тобой мальчишки. И мне всегда нравились люди мужественные. Но ты меня все же, извини, с кем-то путаешь.