Звезды на росстани

…Шахматисты закончили партию неожиданно. Один из них смешал на доске фигуры, другой вспыхнул. Оба вскочили на ноги. Поочередно косясь в нашу с Иволгиным сторону, вышли из красного уголка. Тихо, мирно. Как и положено воспитанникам железнодорожного училища.

— Я понимаю: мои удары для тебя — тьфу… Для педагога, для бывшего спортсмена. Укусы комара! Ты и относишься к ним, как к укусам комара… Потому что руки у тебя… Мог бы у станка стоять, за верстаком. Рубить, пилить, строгать. К тому же педагог с практикой — призванье, можно сказать. Оно у тебя в руках. Отвел свои положенные часы — и свободен, как ветер. Перед тобой — время! А что еще надо культурному человеку, ну, что?.. Ведь живем один раз… Вот ты в театр когда ходил?.. С женой, с близкими?.. Вот то-то. А зачем тебе отдавать время, душу, кровь свою день за днем этим вот?.. — Иволгин кивнул на столик, за которым сидели только что вышедшие шахматисты. Им — все. Это что, это, по-твоему, счастье?

— Ты о счастье, Иволгин?

— Ну да, ну да, мы его по-разному понимаем… Но ты раздражен, нервничаешь. Не надо, Соболев, нервничать. Терять нервные клетки… А ты часто теряешь их, доказывая свою правоту и высокому начальству, и прихлебателям его вроде меня. Ведь не ахти какая великая честь твоя перед ними. Вынужден постоянно что-то кому-то доказывать. Именно что ты — это ты, а не какой-нибудь верблюд…

— Так что ты хотел сказать о счастье?

— А то. Уйдя с директорского поста, ты нисколько не потеряешь в зарплате. Вот оно где, твое рабочее счастье!..

«Вечерний звон, вечерний звон…»

— Я пришел просить старого своего товарища, чтобы он вдумался и понял меня и не принимал близко к сердцу обиду, которую я ему причинил ненароком. И простил, если может. Время, сам знаешь, лечит раны, вчерашние враги сегодня будут вынуждены стать друзьями, не так ли? Все равно ведь нам вместе работать — куда нам без вас: без токарей, слесарей, без водителей транспорта? Да умный человек вообще не станет власть использовать в ущерб другим…

«Бо — ом, бо — ом, бо — ом…» —

на самой низкой ноте заканчивали там, за дверями. Сережа Самохвалов это. Я удивляюсь его столь низкому голосу: ведь сам-то он беленький, тощенький, с кадыком и тоненькой шеей подростка — ну, фитилек фитильком. Ну чудеса природы и только!

— На твоем месте, Соболев, я бы ничуть не жалел о поданном заявлении.

— С чего ты взял, что жалею?

— Ну, и правильно! Кстати, я бы лично позаботился о твоем трудоустройстве. Я тебе клянусь, чем хочешь: если стану директором, ты не пожалеешь. Создам условия для труда и отдыха. Таким, как ты, считаю…

— Мягко стелешь, Иволгин.

— Причем тут?.. Говорю с ответственностью за каждое слово: не отпущу тебя… не отпустил бы никуда из училища своей волей. А, поразмыслив, ты и сам никуда не уйдешь из училища. Вот. Вот что хотел тебе сказать, старый дружище. Именно сейчас. Чтобы сон был здоровым.

— Это все?

— В основном. Договориться сразу обо всех деталях, думаю, невозможно.

— Потом и детали будут?

— Не в них, в духе самого договора дело.

— Договора, Иволгин?

— Договора, Соболев. Но я прошу не высказывать теперь своего отношения… Знаю твой характер: рубанешь сгоряча, потом будешь из кожи лезть, чтоб выполнить свое слово.

— Так ничего и не отвечать?

— Ответить никогда не поздно. Теперь лучше хорошо подумать.

— Это я тебе обещаю, Иволгин.

Дальше шли пустяки. Никчемная болтовня.

И до лестницы я не проводил его…

XVII

Я, конечно, отвлекся от мира сего, но не настолько, чтобы его вовсе не замечать. Шел все время пешком, хотя чувствовал порядочную усталость. Да вот они, наконец, мой дом, подъезд. Ступени. Знакомые лица. Одно знакомое лицо. Пьяный сосед, на высоком дыхании берущий последний подъем. Без посторонней помощи. Трутень, надо сказать. Но ведь и у пчел имеются трутни.

Надавив кнопку звонка, я подождал немного. Полез за ключом. На всякий случай опять придавил кнопку. Дверь щелкнула. Приоткрылась. На меня глядели глаза Анюты. Анютины глазки меня рассматривали.

— Что ж не встречаешь?

— Я не ждала. Думала, в полночь заявишься.

— Значит, ждала все же. А как узнала, что прибыл?

— Сорока на хвосте принесла. Если сам не догадаешься позвонить…

— Сегодня у меня целый день ребусы. — Я снимал плащ, пристраивал к месту дорожную папку. Авоську с крышками…

— Ну, так и знала. Привез обратно!

Я виновато развел руками. А что мне было еще делать?.. Да, но я в самом деле не позвонил! Хотел позвонить — и забыл начисто! Что случилось с моей головой? Ругай, Анюта, почему не ругаешь?

— Где Алешка?

— Спит, где же еще?

— Здравствуй.

— Сначала наговорится… — она отвела мои руки.

— Извини, так у меня получилось…

— Понятно. Работа.

— И работа.

В комнате стрекотала электробритва.

— Не смей за меня волноваться, слышишь?

— Даже и не думала.

— А что может случиться, ну что?

— Да с чего ты взял?!