Ибриш верил, зная, что у русских цыган в родне и не такое случается. Теперь он уж точно знал: Симка не уйдёт. И мечтал лишь об одном: вырасти побыстрей, начать ходить «на дела» вместе со взрослыми мужиками, отдавать Симке свою долю, чтобы ей было полегче. Впрочем, в таборах кишинёвцев всегда помогали жёнам тех, кто оказывался в тюрьме. Ведь, так или иначе, эта доля не миновала никого из мужиков.
Неожиданно выяснилось, что Симка – грамотная: в городе она хоть и с трудом, но могла прочесть вывеску или указатель.
«Неужели тебя твой дед в школу отдавал?» – удивлялся Ибриш.
«Ещё чего! – смеясь, отмахивалась Симка. – Это меня одна раклюшка[57]
в таборе научила… она за моего брата вышла! Хочешь, буквы тебе покажу?»Ибриш согласился: больше для забавы. И сам не ожидал, что так легко и просто поймёт, что означают все эти закорючки, которые Симка и сама была не горазда писать, а показывала ему в выброшенных газетах. Очень быстро буквы начали складываться у Ибриша в слова – а через неделю Симка уже изумлённо всплёскивала руками:
«Да ты какой молодец, мальчик! Быстро-то как! А вот я каждую буковку по неделе запомнить не могла! Целое лето училась, Меришку своей дуростью мучила!»
Ибриш только пожимал плечами. Похвала Симки была ему приятна, но большого толка в грамоте он не видел.
По заморозкам, когда в стылой степи уже нечего стало есть коням, приехали зимовать на старое место: хутор под Полтавой. Привычно набились всем табором в две хаты, которые хозяева издавна сдавали цыганам, поставили лошадей на конюшни… и тут грянула новая напасть. К цыганам пришли гадже – местное начальство, которое решительно объявило, что дети должны ходить в школу, что Советская власть объявила образование для всех и цыгане – не исключение, а иначе – родителей ждёт арест. Цыганки было всполошились, но кишинёвские мужики недаром полжизни проводили по тюрьмам. Законы они знали, говорить с начальством умели и, вежливо, спокойно потолковав с нежданными гостями, успокоили своих женщин. Гадже хотят, чтобы дети ходили в школу, – пусть. Хоть полдня в доме тихо будет – и то доход. А самое главное – в школе обещают детей кормить и, возможно, даже дадут кое-какую одежонку. Это оказалось решающим, и на следующее утро цепочка цыганских детей потянулась к деревенской школе.
Ибриш тоже отправился со всеми. Ему шёл уже двенадцатый год, есть хотелось с утра до ночи, а в школе действительно давали кондёр из крупы и чёрный хлеб: немалое подспорье для пустых животов. Все таборные дети от семи до пятнадцати лет оказались, по причине абсолютной безграмотности, в одной группе. Ибриша, умеющего читать, учительница согласилась взять сразу в третью группу, но он отказался: хотелось остаться со своими. Антонина Тихоновна удивилась, но настаивать не стала.
В школе Ибришу неожиданно понравилось. Каждое утро он занимал своё место у замёрзшего окна (к печке пускали маленьких), привычно боролся с утренней дрёмой, глядел сквозь морозное стекло на заснеженный двор, слушал мягкий, мелодичный голос учительницы. Та была совсем молоденькой, не старше Симки. Ибриш восхищался тем, как ловко «Тихоновна» управлялась с буйной ватагой цыганят, не привыкших ни к школе, ни к тому, что нужно слушаться девчонку-раклюшку и сидеть смирно, когда она толкует буквы или объясняет, что два плюс один – три. Поднимать руку перед тем, как что-то спросить, цыганята так и не выучились: до самой весны орали с места все вопросы и возмущённо возражали, если не были согласны с ответами.
Впрочем, Ибриш почти не слушал того, что происходило в группе: он читал. Антонина Тихоновна, сразу разглядев в спокойном мальчишке с жёлтыми глазами и мягкой, неуловимо опасной улыбкой интерес к чтению, начала совать ему книги.
Сначала это были сказки: с большими буквами, с красивыми картинками, от которых Ибриш просто разум терял. Он часами мог переворачивать страницы, не читая даже – просто разглядывая всех этих богатырей, колдунов, ведьм, красавиц, чуд-юд… Особенно нравился ему богатырский конь Сивка-Бурка – вороной, с золотой гривой и хвостом (Ибриш и масти такой никогда не видал!), с человеческими глазами. Сказки вскоре были зачитаны до дыр, и Антонина Тихоновна дала было Ибришу Короленко: «В дурном обществе». Но дело пошло плохо, Ибриш немедленно забудился в длинных оборотах и предложениях, заскучал – и Короленко был благоразумно заменён журналом «Мир приключений».
Между чтением Ибриш легко выучился четырём действиям арифметики (цыганятам вообще легче давался счёт), очень быстро, к восторгу учительницы, сообразил, как решаются простые уравнения, пришёл в восхищение от начал геометрии, научился довольно коряво писать и уже взялся было за учебник географии, когда обнаружилось, что на дворе – весна.