Да, я исправно кивал и вежливо угукал, но двустороннего обмена мнениями у нас не получилось. Хотя бы потому, что большая часть вещей, о которых мне хотелось бы рассказать, находилась под грифом «секретно» и разглашению не подлежала. В итоге, они взахлеб рассказывали о том, как сплавлялись по Киржачу, а я мог лишь дежурно сообщить, что служил связистом на орбитальной драге. Это, конечно, тоже весьма и весьма интересно, но моего актерского мастерства не доставало, чтобы сделать повествование действительно увлекательным. В итоге я был вынужден смиренно терпеть неизбежную нотку сочувствия в их голосах, и именно тогда я в полной мере прочувствовал истинность утверждения, что «умножая знания – умножаешь скорбь». А знаний в моей голове накопилось более чем достаточно, и счастливей они меня уж точно не делали.
Вообще, я был немало удивлен неожиданно равнодушным отношением людей к тому, что творилось у них над головами. Мне, вовлеченному в проект по самые уши, и варившемуся в этом соусе почти два года, казалось, что все должны только и делать, что обсуждать ход его реализации. Ан нет. Публика в большинстве своем по-прежнему больше была озабочена привычными житейским проблемами, и никого особо не волновало, что большая часть этих проблем через несколько месяцев вполне может стать совершенно неактуальной.
Понятно, конечно, что невозможно целый год носиться, выпучив глаза, и причитать: «ах, Боже мой, мы все умрем!», но то, насколько быстро человек способен свыкнуться с мыслью о грядущем конце света, меня здорово озадачило. Хотя, если подумать, то поводы для беспокойства подавляющее большинство населения черпает из выпусков новостей, а новостные агентства тоже не могут бесконечно держать одну и ту же сенсацию на первых полосах. Так она перестанет быть сенсацией. Да и цензура, я думаю, не дремала.
Сообщения о проекте «Ожерелье» плавно перекочевали с первой страницы на вторую, а потом и на третью. Новости о ходе подготовительных работ – строительстве дамб, заготовке продовольствия, организации временных палаточных лагерей в сейсмоопасных районах и тому подобном заняли свое скромное место среди прочей хроники. Все, так или иначе, были уверены, что власти и ученые что-нибудь да придумают, и очередной апокалипсис опять не состоится. И очень скоро даже мне начало казаться, что вся эта суматоха, круглосуточная работа в три смены, сон по четыре-пять часов в сутки и ежедневная укладка тысяч километров коммуникаций и углеродных ферм мне просто-напросто приснились.
Ведь все это было так далеко…
После двухнедельной реабилитации в санатории я вернулся домой, где продолжил скучать. Бытовые хлопоты казались мне настолько мелочными в сравнении с теми масштабами, которыми приходилось мыслить ранее, что я вновь захотел на передовую. Поскольку за все последние дни со мной никто так и не попытался связаться, то я решил проявить инициативу и, набравшись наглости, сам позвонил Луцкому.
С легкой ноткой сожаления в голосе Лиза сообщила мне, что генерал в отъезде и вернется только завтра, однако, если я пожелаю, она может соединить меня со Слепневым, который сегодня как раз на месте.
Вообще-то, профессор располагался ближе к концу списка людей, с которыми мне хотелось бы поговорить. Его манера постоянно находиться в центре внимания меня изрядно раздражала, главным образом потому, что я сам был, пожалуй, его полной противоположностью. В присутствии Луцкого он, как правило, более-менее держал себя в руках, но я опасался, что без него профессор вполне может устроить очередной бенефис имени себя любимого. Однако информационный голод пересилил эту неприязнь, и я согласился.
К моему немалому удивлению Слепнев приветствовал меня довольно спокойно, я бы даже сказал, равнодушно. Если бы меня подобным образом приветил кто-нибудь другой, то я бы расценил это как следствие сильной занятости, но в случае со Слепневым подобный настрой являлся верным признаком серьезных неприятностей.
– Что-то не так? – я решил не ходить вокруг да около, а сразу взял быка за рога.
– Ну да, – рассеянно пробормотал профессор, – есть определенные затруднения.
– В чем дело?
– Твой приятель, Малгер, отбросил весь проект почти на два месяца назад, – хмыкнул Слепнев, а я невольно поморщился. Назвав Малгера «моим приятелем», он выставил меня самого в некотором роде соучастником преступления, а кому такое понравится, – как раз этих двух месяцев нам может и не хватить. Так что он вполне может преуспеть в своем начинании, пусть даже и посмертно.
– Это из-за скорого прихода лета?