Звезды смотрят вниз

– Нет, – сказала она с некоторой стремительностью, – не откажусь. И у меня нет ничего более интересного. – Она помолчала, глядя на него блестящими глазами; волосы у нее смешно торчали из-под шапочки сестры милосердия, одна щека была заметно испачкана сажей. – Завтра у меня два часа свободных. Пойдем куда-нибудь пить чай?

Дэн засмеялся, все еще не поднимая глаз:

– Об этом-то я и хотел просить вас.

– Я знаю, знаю: это неприлично, что я сама себя приглашаю, – болтала без умолку Грэйс. – Но, Дэн, я так рада, что слов не нахожу! За полтора месяца мы можем обойти сотню мест!

Она вдруг осеклась:

– Но, может быть, вы переписывались и с какой-нибудь другой девушкой и теперь захотите проводить время с ней?

Дэн с таким огорчением посмотрел на нее, что пришла очередь Грэйс смеяться. И она радостно засмеялась. Как приятно снова увидеть Дэна! Дэн всегда был чудесный товарищ, еще с тех дней, когда он катал ее в фургоне по Аллее и позволял выбирать в его корзине самую лучшую булочку с кремом. Тот же Дэн делал ей свистки из ивовых прутьев, и показывал гнездо королька в роще, и привозил ей с фермы Эвори венки из колосьев… И несмотря на мундир младшего лейтенанта и руку на перевязи, Дэн ничуть не изменился, был все тем же Дэном ее радостного детства. Полагалось ему вернуться с фронта «совершенно преобразившимся и внутренне и внешне», решительным и властным. Но Дэн, как и она, никогда не переменится. Он все тот же застенчивый, скромный Дэн. Грэйс и в голову не приходило, что она влюблена в Дэна, но она чувствовала, что с тех пор, как уехала из дому, никогда еще не была так счастлива, как сейчас. Она подала Дэну руку, прощаясь с ним:

– Завтра в три, Дэн. Ждите меня на улице. И не подходите слишком близко, иначе Мэри-Джен уволят из-за вас.

Она взбежала по лестнице раньше, чем Дэн успел что-нибудь сказать.

На следующий день они встретились в три часа и отправились пить чай в новую кондитерскую Гарриса на Оксфорд-стрит. Они не могли наговориться. Дэн, победив свою застенчивость, оказался интереснейшим собеседником, – так, во всяком случае, думала Грэйс. Он со своей стороны заставлял ее рассказывать, жадно слушал все, что она говорила, – и это было для Грэйс так непривычно и так приятно. Осмелев, она рассказала ему о своей тревоге за Артура и отца. Дэн выслушал ее молча и сочувственно.

– Дома неблагополучно со времени того наводнения в шахте, – заключила она, и глаза ее приняли грустное и серьезное выражение. – Даже трудно поверить, что это тот самый наш старый дом. Мне и думать тяжело, что я туда вернусь.

Он кивнул головой:

– Понимаю, Грэйс.

Грэйс задумчиво посмотрела на него:

– Вы тоже не вернетесь в «Нептун», не правда ли, Дэн? Мне не будет покоя, если вы вернетесь в эту ужасную шахту!

– Нет, – отвечал Дэн. – Пожалуй, хватит с меня. Понимаете, у меня было время обдумать все. По правде сказать, у меня никогда душа не лежала к этой работе. Но не стоит повторяться, об этом уже много раз говорено… Виновато и несчастье в шахте, и все остальное. – Он помолчал. – Если я вернусь живым с фронта, я хочу стать фермером.

– Это хорошо, Дэн, – сказала она.

Они продолжали разговаривать, и говорили так долго, что кельнерша два раза подходила к ним и надменно осведомлялась, не подать ли им еще чего-нибудь.

Потом они погуляли в парке и не заметили, как прошло время до пяти часов. Перед общежитием сестер Грэйс остановилась и сказала:

– Если я вам не очень надоела, Дэн, то, может быть, мы как-нибудь снова погуляем вместе?

Они стали часто гулять вдвоем: ходили вместе в самые неожиданные места и наслаждались – ах, как наслаждались! Гуляли по набережной Челси, ездили на пароходике до Путнея, омнибусом в Ричмонд; открывали забавные маленькие кофейни, заказывали макароны и minestrone в Сохо – и все это было, может быть, и банально, но упоительно, все это переживалось людьми миллионы раз, но Дэном и Грэйс – впервые.

Однажды вечером, возвращаясь с прогулки в Кенсингтонском парке, они у общежития столкнулись лицом к лицу с Хильдой. Хильде было известно об экскурсиях Грэйс и Дэна, и Хильда, хотя горела желанием высказаться, хранила холодное и язвительное молчание. Но сегодня она остановилась, с ледяной усмешкой посмотрела на Дэна и сказала:

– Добрый вечер!

Это походило на пощечину. Дэн ответил:

– Добрый вечер, мисс Баррас.

Постояли молча. Потом Хильда сказала:

– Вы, по-видимому, берете от войны все, что можете, мистер Тисдэйл!

Грэйс воскликнула запальчиво:

– Дэн ранен. Не это ли ты имеешь в виду?

– Нет, – возразила Хильда все тем же нестерпимо снисходительным тоном. – Вовсе не это.

Дэн покраснел. Он смотрел Хильде прямо в глаза. Наступило неприятное молчание, пока Хильда не заговорила снова:

– Мы вздохнем с таким облегчением, когда эта война окончится. Тогда каждый вернется на свое место.

В смысле этих слов нельзя было ошибиться. У Дэна был очень несчастный вид. Он торопливо простился, не глядя на Грэйс, и ушел.

Войдя в дом, Хильда с презрительной миной обратилась к Грэйс: