Звезды смотрят вниз

Они обвенчались в субботу. Грэйс отвоевала у мисс Гиббс отпуск на два дня. Это был их медовый месяц. Они его провели в Брайтоне. Как и предсказывал Дэн, конец недели был дождливый, но Грэйс и Дэну было все равно.

XV

В конце одного августовского дня клеть медленно поднялась из «Парадиза», и из нее на площадку перед входом в шахту вышел Баррас в сопровождении Армстронга и Гудспета. На Баррасе был костюм шахтера: темная норфолкская куртка и такие же брюки, круглая кожаная шапка, в руке толстая палка. Некоторое время он стоял перед конторой и разговаривал с Армстронгом и Гудспетом, сознавая, что на него смотрят рабочие, – как актер, выступающий в большой роли.

– Пожалуй, – говорил он, как бы раздумывая, – вам следует сообщить в редакции газет. «Аргусу» во всяком случае. Им это будет интересно.

– Конечно, мистер Баррас, – сказал Армстронг. – Обязательно позвоню им завтра.

– Сообщите им все подробности относительно предполагаемой стоимости нового рельсового пути.

– Слушаю, сэр.

– И кстати, Армстронг, вы можете объяснить им, что на этот шаг я решился главным образом из патриотических побуждений. Раз мы снова начинаем работу в «Парадизе», мы удвоим добычу угля.

Кивнув на прощание, Баррас направился к воротам; понимая, что рабочий костюм шахтера придает ему скромное достоинство, он в таком виде пошел через весь город к себе в «Холм». Через каждые несколько шагов ему приходилось поднимать руку к шапке, отвечая на приветствия и почтительные поклоны. Он стал невероятно популярен. Его патриотическая деятельность приняла громадные размеры. Заключение Артура в тюрьму странным образом подстегнуло его энергию. Сперва этот сомнительный результат его методов воздействия привел его в смятение, но, всецело занятый рядом спешных дел, он гнал от себя тревожащий образ сына, страдавшего в тюрьме. Он занял обдуманную позицию: не только не скрывал того, что Артур в тюрьме, но искал случая упоминать об этом публично с этаким благородным прискорбием.

Все находили, что Баррас вел себя замечательно. Об этом случае много писали в газетах: «Аргус» поместил заметку в два столбца под заголовком «Отец-спартанец», «Воскресное эхо» – статью «Шапки долой перед патриотом». Дело это произвело потрясающую сенсацию не только в Слискейле, но и в Тайнкасле. Баррас шествовал в ореоле ослепительной славы, и это было ему далеко не неприятно. Несколько раз, обедая с Гетти в Центральной, он замечал, что является предметом всеобщего внимания, и не мог скрыть своего удовольствия. Он теперь много бывал на людях, греясь в лучах своей популярности. Весь во власти этих новых настроений, он изменил весь строй своей жизни. Вначале он делал это из инстинкта самосохранения, теперь – сознательно. У него не бывало минут тайного раздумья, проверки себя. Некогда, некогда! Он, запыхавшись, бросал слова на ходу, через плечо, и спешил, спешил куда-то. Он был весь поглощен внешним миром, все больше входил в свою роль общественного деятеля, его тешили только яркий свет, шум, приветственные клики и толпа вокруг.

В трибунале он удвоил рвение. Когда Баррас заседал тут в роли вершителя судеб, то даже в самых бесспорных случаях уже нечего было надеяться на освобождение от призыва. Нетерпеливо барабаня пальцами по столу, он делал вид, что беспристрастно выслушивает бессвязные доводы и взволнованные протесты. На самом же деле он ни во что не вдумывался, его решение бывало принято заранее: никому никакого освобождения.

С течением времени, когда его усердие начало слабеть, он стал ускорять процедуру суда и, пропуская дела одно за другим, гордился тем, что их так много рассмотрено на заседании. После такого удачного дня он возвращался вечером домой с чувством удовлетворения и сознанием, что заслужил одобрение своих сограждан.

А в этот вечер, когда он шел с рудника домой по Каупен-стрит, лицо его еще больше обычного сияло самодовольством. Это чувство было вызвано принятым сегодня решением о прокладке новой дороги в «Нептуне». Много месяцев его удручало то, что доступ в «Парадиз» прегражден обвалом, но он не мог решиться на большие затраты, которых требовало проведение нового штрека через подмытую водой твердую породу. Наконец теперь, представив куда следует свои веские соображения, он получил разрешение отнести расходы по прокладке дороги в «Парадиз» за счет будущих поставок государству угля из «Парадиза». Новая дорога была оплачена еще до ее прокладки. Ничто не могло помешать увлекательному процессу накопления «прибылей военного времени». Цена на тонну угля поднялась еще на десять шиллингов, и Баррас быстро богател. В глубине души он упивался сознанием своего богатства, это сознание поддерживало его, как наркотик.