Звезды зреют на яблонях

Бдугян не в силах оторваться от этой темы страдания. Он показывает вмятину на лбу — от приклада. Он описывает концлагерь на острове Макронисос, куда его перевели из Лагады. Там не было пресной воды, а лодки, привозившие пресную воду, по три дня не причаливали к острову. Там было шесть тысяч заключенных. Из них восемьсот женщин. Многие сошли с ума.

Эта биография не кончается смертью

Мое путешествие по Армении кажется мне фантастическим. Оно происходит одновременно в двух странах и в двух эпохах. Синее, как река, шоссе несет нас мимо знаменитых ереванских садов. Они уже приготовились к цветению. Мимо виноградников — сейчас идет весенняя подрезка лоз. Этот виноградный хворост — бесценное топливо. Хозяйки говорят, что даже старый козел, зажаренный на углях виноградной лозы, покажется молодым барашком. Сам председатель колхоза распределяет хворост после обрезки виноградников.

— Посмотрите на спидометр, — говорит Арев.

80… 90… 100…

Слева Арарат, справа Алагёз. Шоссе здесь такое, что ни один самый солидный шофер не в силах удержаться, чтобы не выжать из машины всю скорость, на которую она способна. Русло шоссе уходит вправо — дорога на Аштарак, и она, эта дорога, приводит нас на остров Крит, в город Ираклион. Это не следует понимать буквально.

…Горы Псилоритис, Мадарес и Латисиотика,
Вы стали домом нашего вождя Подиаса!

Девочка стоит на деревянном крылечке дома, который только что выстроен. Перила к лестнице еще не прилажены. Они лежат отдельно. Девочка поет:

Из этих лесов, с этих гор,
Грому и молнии подобен…

У нее детский чистый голосок.

Наступает народ,
Идет в бой за свободу!

Она вкладывает книги в школьный портфель.

— Арев, спросите, кто этот Подиас, о котором сложена песня.

Но девочка убежала. На крылечке осталась книга. Она лежит на чисто выструганной, как бы смазанной яичным желтком сосновой доске крыльца.

Мы входим в дом.

Здесь поселилась семья приехавшего с Крита Степана Кундураджана. На Крите он жил в городе Ираклионе и был красильщиком в ковровой мастерской.

Арев помогает нашей беседе.

— Это была мастерская моего брата, — говорит Кундураджан.

— А что стало с мастерской, когда вы уехали?

— С мастерской? — он удивлен. — Она давно не работает! Не работают фабрики изюма. Там был замечательный изюм из винограда «султани». В Ираклионе было шесть фабрик изюма. Перестали вырабатывать прованское масло. Закрылись многие магазины, продававшие обувь. Сейчас никто ничего не может купить, и фабрикам незачем работать! Красное вино «Арханиотико», которое было на столе у каждого критянина, сейчас пьют только англичане. В Ираклионе есть военная грузовая машина, которая подбирает по городу пьяных английских солдат. Они лежат в кузове как сардельки… До войны английский фунт стерлингов стоил пять-шесть тысяч драхм, а перед нашим отъездом он стоил сто шестьдесят пять тысяч драхм. До войны моя семья проживала в месяц четыре тысячи драхм, а сейчас… — Кундураджан обращается к жене, которая сидит тут, на табуретке. Они советуются: сколько нужно денег, чтобы скромно прожить?

— Шестьсот тысяч драхм в месяц, — говорит она.

По-видимому, это минимум, который она уже не раз подвергала самой пристрастной проверке.

— Последнее время мы позволяли себе покупать только сыр «Аноя», это был самый дешевый продукт, сыр, который делали крестьяне в деревне Аноя и продавали в городе на базаре…

— А как живут в Греции сейчас? — неожиданно спрашивает жена Кундураджана и вопросительно смотрит на меня.

Тогда я не сумела на этот вопрос ответить, но сейчас я могла бы сказать:

— Жизнь в Греции беспрерывно дорожает. Этого не скрывают даже буржуазные греческие газеты. Если сравнить сегодняшние цены на продукты с теми, что были в 1955 году, окажется, что основные продукты питания подорожали на шестьдесят процентов. А в самое последнее время снова поднялась цена на сахар, бобовые, оливковое масло. А ведь этим маслом славился Крит! Людям уже невмоготу.

— Спросите о Подиасе, — прошу я мою милую Арев.

— Подиас! — восклицает Кундураджан. — Вы его знали? Это мой друг, мой сосед!

— Сосед? — Я хочу это уточнить, и узнаю, что жили они вовсе не по соседству, что Подиас жил в шести километрах от Ираклиона, в деревне Фортеца. Но, очевидно, расстояние здесь не имеет значения, и соседство с Подиасом определяется по каким-то другим признакам. Кого бы я впоследствии не расспрашивала о Подиасе, каждый называл его своим другом и соседом.

— Он был похож на меня, — говорит Кундураджан, — такой же толстый и плотный. — Он подымается с табурета, чтобы показать нам себя. — Это был крепкий парень. Ему тоже исполнилось сорок лет.