Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

P. S. Два слова о дяде Леопольде. Ему давно было известно, где я нахожусь. Одно время я надеялся, что он поможет мне, поставит вас в известность о том, что со мной всё в порядке. Но позднее я вычислил, методом дедукции, что заблуждаюсь. Дядя Леопольд был заинтересован в моем «временном отсутствии». Не удивляйся. Заинтересованы были те, чьи интересы он отстаивает в Африке. Тут целый клубок интересов крупных частных компаний, торгующих вертолетами, самолетами, пушками и т. д., и аппетитов государственных… Все ведь стараются идти в ногу со временем. Мой «карантин» всех устраивал, ведь никто не мог представить, как я буду вести себя по возвращении. А дело в том, что тогда, в январе, когда я поехал с дядькой в Кампалу, я стал свидетелем некоторых сделок. Там же, в Кампале, у меня открылись глаза на поездки Леопольда по Африке. На моих глазах происходила возня с «израильскими туристами». Но мало того, он пользовался мною и моей бесшабашностью. Словом, то, что произошло на дороге, — следствие. Я думал, что счеты сводили с бельгийцем (в Заире якобы не хотели его показаний). Но затем вывел, что случилось всё это из-за Леопольда. Просто вышла путаница — скорее всего, из-за шляпы и черных очков, которыми я снарядил в дорогу несчастного бельгийца. Покушаться на дядьку могли и ливийцы, и кто-нибудь из Руанды (он мудрил с заирцами, а тех поддерживали израильтяне). Но тут сам черт голову сломит. Я лоялен. Из-за войны в Персидском заливе в регионе всё, конечно, бурлит и бродит. Поэтому можно понять и наши власти. Но будь с Леопольдом осторожен: слишком свято он верит в «честь мундира» и в непогрешимость своих работодателей. Он обязательно тебе позвонит.

— Хорошо то, что хорошо кончается. А всё же невероятно… Какая невероятная история! Что еще за святые отцы? При чем здесь Москва? — недоумевал Мартин Грав, расхаживая по холлу и разводя руками. — Будь добр, Питер, объясни же нам, что всё это значит?

— Вот… Здесь всё написано… — Неловким жестом Густав Калленборн протянул Граву письмо.

Недовольно взяв листки, Грав сел на диван и невидящим взглядом уставился в написанное.

Все молчали.

— Дядьке в Брюссель звонил кто-нибудь?

— Лучше повременить. Он же просит в письме, — сказал Петр.

— С чем повременить?

— Он просит повременить какое-то время, не мутить воду, — повторил Петр. — Если у тебя есть другое предложение, то ради бога…

— Я всё могу понять. Это послание, кстати, тебе адресовано, тебе и решать. Но между нами говоря… Этот дядька, вертолеты, израильтяне… Как в Советский Союз его угораздило умотать?

— В Россию, — поправил Петр.

Но взгляды компаньонов всё же устремились на Грава, будто в этом вопросе и заключалась суть полученной новости.

— Он же русский, — сказал Бротте, переведя взгляд на Петра.

— Да ладно… Такой же, как я китаец! — бросил Грав. — Я как-то ехал в такси, меня вез африканец, черный как черт. Что-то балаболил, необычно рыкая, и я спрашиваю его: «Откуда у вас такой акцент?». «В России, — отвечает, — подхватил. Русский акцент. Я там учился». Так что…

— Смешно — дальше некуда, — сухо заметил Петр.

— Скажу откровенно, я больше ничего не понимаю… — подытожил Грав.