Остановившись посредине тротуара, Петр хотел было попрощаться. Но Жосс, озадаченный его поспешностью, предложил вместе поужинать. Они могли заказать стол в знакомом ему ресторане, находившемся как раз неподалеку. Достаточно было позвонить. Или в другом, рядом с галереей жены, где всегда подавали хорошие устрицы.
Вид пары, особенно мужа, брал за живое. Заискивающее лицо Жосса таяло от эмоций. Это была смесь добродушия, сожаления и даже доброты, обыкновенной, с трудом скрываемой, как казалось Петру, которой он не замечал у того прежде. А манера волочить ноги, подметая штанинами пол, придавала ему вид беспомощный и какой-то обреченный. Стоило остановить на нем взгляд, и всё казалось безнадежным. Что стоила одержанная только что победа? Она казалась бессмысленной.
Петр должен был вернуться в Версаль, домой тоже хотелось приехать пораньше. Приглашение он отклонил.
— Какой всё же неприятный тип, — виновато вздохнул он.
— Котсби? Мерзавец, каких свет не видывал! — встрепенулся Жосс.
— Не понятно, как таким удается околпачивать людей… Ведь на лбу написано, что прохвост… — Петр вскинул на обоих вопросительный взгляд.
— Вы не представляете… нет, вы не представляете! — подхватила Сюзанна Жосс. — Какая гора свалилась с наших плеч! Не знаю даже, как вас благодарить, какими словами… Я Бруно говорила: нам очень повезло, что вы согласились. А поначалу мы оба как-то… одним словом, мы вам обязаны, до конца дней.
— Сюзанна… — осадил жену Жосс.
Жосс поинтересовался делами Мольтаверна. В двух словах Петр изложил последние новости, обсуждать тему всуе, посреди улицы ему не хотелось.
Сюзанна Жосс с пониманием заметила, что им тоже пришлось помучиться с устройством Мольтаверна на работу, и тут же смутилась, понимая, что проговорилась: в свои неудачи Петр их не посвящал. Было очевидно, что сведения доходят до них через Шарлотту Вельмонт.
На прощанье пожимая руку, Жосс приглашал приехать на ужин к ним домой, в конце недели или в любой другой день. Заодно Жосс предлагал «прихватить с собой» Мольтаверна. И он и жена, а особенно дети были бы рады на него посмотреть.
Петр пообещал позвонить через день, чтобы условиться о встрече, он еще не знал своих планов на конец недели.
Не поверив ему и с трудом скрывая свое неверие, Жоссы направились к своей машине…
— Вы были правы
. Он полез на рожон! — объявил Жосс, позвонив в Гарн два дня спустя.Жосс принялся объяснять, что американец нашел нового «свидетеля». Им оказался пожилой куртье, некогда державший в Париже галерею, но обанкротившийся. Когда-то давно Жоссы даже водили с ним знакомство. И вот выяснялось, что тот готов давать показания в пользу американца, вероятно просто за деньги. Куртье без зазрения совести утверждал, что присутствовал при заключении «сделки» и что злосчастный «гарантийный» чек, выписанный истцу, был якобы первым взносом за покупку.
— Как вы узнали об этом? — спросил Петр.
— Позвонила его адвокатесса… которая приходила к следователю… Она послала мне его показания, хотела со мной встретиться. Я отказался… от встречи. Правильно сделал, как вы считаете?
— Разумеется, правильно. Только с какой стати она вам звонит? Почему не мне?
— Я вот тоже стараюсь понять.
Жосс настаивал на встрече, чтобы с глазу на глаз обсудить план дальнейших действий. Он не знал, как себя вести, к чему готовиться, считал, что пора обсудить накопившиеся вопросы «глобально».
Петр понимал, что Жосс имеет в виду их недавний разговор, собирается вновь просить и умолять о том, чтобы он взялся вести их дело. В очередной раз взвесив все за и против, в очередной раз махнув на всё рукой, Петр предложил Жоссу заехать в Версаль после семи вечера.
— Вы сказали Леону, что мы хотели его увидеть? — поинтересовался Жосс.
— Он позвонит вам. А я проверю… — Петр солгал; приглашение Жоссов Мольтаверну он не передал, забыл о нем.
— Сегодня мне трудно будет приехать в Версаль, — сказал Жосс. — Но, может быть, завтра вы всё же поужинаете у нас? Жена ждала вашего звонка.
— Нет, завтра никак не получится… — Петр раздумывал. — Сегодня, например… Мне было бы проще сегодня.
— Вот и отлично! Может быть, мне лучше самому позвонить Леону, как вы считаете? — спросил Жосс.
— Я постараюсь приехать с ним, — сказал Петр. — Если он сможет, конечно…
Было еще светло. Но вдоль набережной реки, тонувшей в ранней, уже густой и лохмами обвисшей листве гигантских ив, повсюду горели фонари. Остановившись перед оградой, которую указал Мольтаверн, они вышли из машины и позвонили в ворота.
Открывать вышел сам Жосс. Не по-летнему тепло одетый, в твидовом пиджаке и в темных фланелевых брюках, он спускался к воротам под конвоем своей собачей своры. При виде Мольтаверна он не смог перебороть наплыва эмоций. Лицо его наморщилось в улыбке.
— Бог ты мой, сколько же времени, Леон! — проговорил Жосс, разводя сухими руками и делая вид, что не ожидал этой встречи. — Что же ты не звонишь, не появляешься? Мы надеяться перестали.