— На лице и шее морщины, под глазами мешки. Кожа висит. Господи! Я уже самая настоящая старуха!
— Ну что ты наговариваешь на себя? — проговорила Ирида с мягкой укоризной в голосе. Подойдя ближе, она обняла мать. — Мам, тебе сорок шесть лет. Какая же ты старуха? У нас с тобой разница в возрасте всего ничего.
— Ну да, шестнадцать лет. — Лилиан ревниво оглядела дочь. — Только ты в свои двадцать девять выглядишь как молоденькая девушка, а я в свои сорок шесть уже старуха… Стыд-то какой! — Не сводя глаз со своего отражения, она сдавленно всхлипнула. — Ватро ничуть не изменился, а я превратилась в развалину. Когда мы встретились в кафе, наверное, ему и смотреть на меня было противно.
— Перестань! Это он виноват в твоей преждевременной старости. — Девушка поцеловала мать в щёку. — Знаешь, это не он отправил нас в Мирек, а его мать, Тория Нобус.
— Что? — Лилиан оттолкнула от себя дочь и снова повязала платок. — Кто сказал тебе эту чушь?
— Она сама призналась.
— Господи! Неужели ты веришь всему, что говорят? Тогда ты ещё глупей, чем я думала.
— Спасибо за твою нерушимую веру в меня, — Ирида развернулась к двери. — Пойду встречу отца с работниками.
— Куда попёрлась в таком виде? Сначала переоденься. Нечего пугать народ своими господскими замашками.
В ответ на грубый оклик девушка повернулась, и Лилиан стало не по себе. Впервые Ирида смотрела на неё как на чужую.
— Ну чего ты сразу вызверилась на меня? — воскликнула она с досадой. — Я же хотела как лучше.
Поняв, что настал час расплаты, Лилиан насторожённо глядела на дочь.
— Как лучше? — эхом повторила она. — Знаешь, мам, я ещё могу понять Ватро Нобуса, но не понимаю твоего отношения ко мне. Ведь сколько я себя помню, ты ни разу не сказала мне доброго слова. Одни только раздражённые крики и подзатыльники. Если я ищу у тебя материнской ласки, то ты обязательно меня оттолкнёшь. Отчего ты так не любишь меня? Только ли из-за сестры? Я понимаю, она была тебе гораздо дороже, чем я, но сколько уже можно?
Ищущий взгляд девушки прошёлся по лицу матери и погас, не найдя нужного ответа.
— Прости. Если ты не переносишь моё присутствие, я больше не потревожу тебя, — проговорила она с отстранённым выражением и, отрезая себе пути к возвращению, обернулась у двери. — Завтра я уеду. Я бы уехала сегодня, но не хочу огорчать отца, своего единственного нормального родителя из всей вашей троицы.
Оставшись одна, Лилиан некоторое время невидяще смотрела перед собой, а затем выскочила во двор и с отчаянием закричала:
— Стой, паразитка! Стой! Я кому сказала!.. Ирида, вернись! — тоскливо прошептала она, когда дочь даже не замедлила шага.
Ничего не видя от слёз, она догнала девушку и сначала загородила ей дорогу, а затем порывисто обняла.
— Только так не уходи! — взмолилась она.
— Мама! Давай оставим разборки на потом, — промямлила Ирида, не расположенная слушать очередную исповедь, почему её всё время шпыняют вместо любви. Ей хватило утренних откровений командующего.
— Ну, нет! — Не выпуская дочь из рук, Лилиан сверкнула глазами. — Чтобы мне сдохнуть проклятущей, если я дам уйти тебе с обидой на меня! — воскликнула она, полная решимости стоять до конца. — Не пущу, пока ты не выслушаешь меня!
— Ну, хорошо, хорошо! — сдалась девушка.
От волнения мать трясло, как в лихорадке, и она, взяв её за локоть, вместе с ней направилась к живописной беседке, густо увитой чёрным виноградом. В довесок к людям рокайдианцы вывезли немало растений и животных с Земли.
Лилиан села на качели и, не зная, с чего начать, неловко улыбнулась дочери.
— Вот видишь, до чего ты меня довела? — набросилась она на неё по привычке, но тут же спохватилась и, взяв за руку, с виноватым видом прижала её ладонь к своей щеке. — Прости, доченька! Опять я дура старая взялась за своё, вместо того, чтобы попросить у тебя прощения.
— Да ладно тебе, мам! — пробормотала расстроенная Ирида. — Что было, то уже быльём поросло. Чего уж прошлое ворошить?
— Дай матери слово сказать! — прикрикнула на неё Лилиан и сложила руки на коленях. — Может, уже и быльём и поросло, а сердце всё равно не на месте. Я бы уже давно тебе всё рассказала, да не хотела, чтобы ты выдала себя и брякнула что-нибудь Корвину.
Она отвернулась от дочери и невидящим взглядом посмотрела туда, где находились аккуратные квадраты полей, перемежающиеся перелесками.
— Знаешь, как только я узнала о своей беременности, то очень боялась, что в тебе проявится кровь отца и тебя отберут. Если не сам Ватро, то кто-нибудь из их братии, и тебя отдадут на усыновление рокайдианской семье. К счастью, Господь миловал и ты, когда родилась, выглядела как обычный белокожий ребёнок. Разве что была чуток смуглей, чем другие дети, но это ничего.