Перекошенное злобой лицо джина скривилось ещё больше.
— Ах, так! — прохрипел он, багровея и даже начиная приобретать фиолетовый оттенок. — Вы смеете оскорблять великого джина Харама. Знайте же, о глупейшие из глупых, что умрёте вы, а не я. Я уничтожу всех вас, весь ваш народ. Вы будете рыдать и проклинать тот день, когда появились на свет. А первым будешь ты, ничтожнейший! — весь трясясь от ненависти, указал на меня рукавом халата старик. — Я превращу тебя в червя… Нет, в колоду, на которой мясники разделывают бараньи туши! — С этими словами он вырвал из бороды несколько волосков и подбросил их в воздух.
— Берегись, — крикнул мне Сорг.
«Чего беречься?» — удивлённо подумал я, глядя, как джин шевелит губами, бормоча что-то вслед подхваченным ветром волоскам.
И в этот момент произошло нечто страшное. Я понял это по взгляду Сорга: его глаза расширились так, что чуть не выскочили на лоб, кинокамера выпала из рук. «А куда делся джин?» — мелькнула у меня мысль, я попытался обернуться.
И не смог! Я не мог обернуться. Я действительно превратился в колоду!
В первый момент я просто не мог осмыслить, что со мной произошло. И Сорг тоже. Потом он оправился от ужаса, подхватил пень, появившийся на том месте, где только что стоял я, и, беспорядочно стреляя перед собой из бластера, отступил под защиту силового поля ракеты.
Три последующих дня Сорг не взлетал, надеясь, что наваждение пройдёт, и я вернусь в нормальное состояние. Не рискуя выходить из ракеты, он звал джина через наружные громкоговорители, он обещал ему любые сокровища, всё, что угодно, если тот расколдует меня. Но напрасно. Лучше бы он стартовал сразу.
Три дня я был колодой, пнём, обычной корявой деревяшкой. Трудно поверить, но это так. Я сохранил все обычные чувства: я видел, причём видел на все триста шестьдесят градусов, слышал, ощущал запахи. А когда Сорг, вбежав в кабину, уронил меня на пол, я мысленно вскрикнул от боли. У меня остался чисто пассивный контакт с окружающей средой: я её воспринимал, она могла на меня воздействовать, а я на неё — нет.
Тем не менее, несмотря на дикость и нелепость моего положения, всё это можно было бы вытерпеть, если бы не проклятое насекомое. Оно зашевелилось у меня под корой, едва Сорг внёс меня на корабль. По-видимому, это был жук-короед, и он набросился на меня с таким аппетитом, словно всю жизнь постился. Такой пытки я не пожелал бы никому. Трое суток гнусная тварь глодала меня, а я был не в состоянии даже застонать.
Наконец Сорг стартовал, и в этот момент я явственно услышал шёпот:
— Хоть ты и заслуживаешь смерти, о чужеземец, я буду милосерден. — Тут в моих ушах, если они у меня где-то были, раздалось знакомое злобное хихиканье. — Ты честно кормил меня эти дни, и потому я расколдую тебя. Более того, ты будешь последним, кого я убью на твоей планете, и никто, кроме меня, не лишит тебя жизни, а если кто-то всё же поднимет на тебя руку, моё проклятие перейдёт на него, и он сам станет мясницкой колодой…
Невыносимый ужас охватил меня. Мы везли с собой на Пальбос джина, который проник на корабль поистине с дьявольским коварством: он безошибочно рассчитал, что Сорг не станет подвергать колоду, в которую на его глазах был превращён его друг, биостерилизации, и, сделавшись короедом, спрятался под корой. До сих пор я содрогаюсь, вспоминая хруст его жующих челюстей!
Тут ракета «совершила посадку», вернувшись в пусковую камеру пушки вероятности. Сорг распахнул дверь, и в тот же миг у меня из-под коры вылетело крохотное насекомое и мгновенно исчезло. Я почувствовал, что стою на ногах, и от страшной боли в лице потерял сознание.
Когда я очнулся в больнице, то увидел, что проклятый джин сделал с моим лицом. Пилот Сорг, то ли от увиденного, то ли от сознания нашей непоправимой ошибки, сошёл с ума.
Нас обвиняют в том, что мы совершили предательство. Это не так. Мы установили контакт с Землёй, только это получился контакт колоды с короедом. Противник воспользовался нами как безмозглыми чурбанами, чтобы проникнуть на Пальбос. Я не предатель, но заслуживаю смерти. Однако мне не умереть из-за заклятья джина, и лучше, если Трибунал не примет решение казнить меня — я не хочу, чтобы кто-то ещё пострадал.
Я прошу поверить моему рассказу — и, может быть, тогда что-то ещё удастся сделать, чтобы спасти наш великий народ…
Джанк закончил повествование и в изнеможении уронил голову на грудь. Дом правосудия загудел как растревоженный улей, возмущаясь нелепыми выдумками провинившегося контактолога. Члены Трибунала обменялись записками, согласно закивали фиолетовыми головами, придя к общему решению, и передали бумаги Обвинителю.