Звёздный Спас

– Вы знаете, как называется сверхсекретная лаборатория? – всё ещё играя дурика, вскинул брови полковник.

– Мы же говорим, что уже много лет наблюдаем за профессором Бреусом, – сказал Дядя Сэм и пояснил: – А с тех пор, как он стал работать исключительно с аспирантами индиго , наблюдение было усилено.

– Ничего себе, было усилено! – забыв, что он дурик, искренне возмутился полковник и взглянул на штабс-капитана Рыбникова так, словно приглашал и его разделить своё возмущение. – Это же шпионаж, это же шпионаж чистой воды!

– Моя ничего не знает о шпионаже, моя работала над телелинзой , япона мать!

– Твоя над телелинзой ?! – взвился полковник, ему не понравилась реакция японца как младшего по званию. – А я всё думал: почему он штабс-капитан Рыбников (теперь Агапий Агафонович обращался уже к Дяде Сэму), у него же имя выдающегося японского шпиона, о котором в своё время писал Александр Куприн. Вы, наверное, знаете обычай – называть человека именем той страны, из которой он приехал или долго обретался в которой, то есть жил.

Дядя Сэм утвердительно кивнул: евреи, приехавшие из России, – русские. Немцы, приехавшие в Германию из России, – тоже русские. А русские, прошедшие Афганистан и Чечню, – афганцы и чеченцы.

– Вот-вот, – неискренне обрадовался полковник. – Знакомьтесь, шпион штабс-капитан Рыбников. Штабс-капитан – это звание в российской царской армии. А Рыбников – истинно русская фамилия. Может быть, слышали: звезда советского киноэкрана первой величины, артист Николай Рыбников?

– Собственно, в чём проблема? – сухо спросил Дядя Сэм.

– А у тебя, конечно, никакого звания?! – вскипел полковник и уличил американца. – Резидент!

Его понесло вразнос, использовал сведения, почерпнутые из сверхсекретных донесений Гарвардских изобретателей, которые сжёг и дал себе слово не использовать их ни при каких обстоятельствах.

– А я ещё раз спрашиваю: в чём проблема? – неестественно мягко повторил вопрос Дядя Сэм (полковник стал давить ему на нервы).

– А в том, что вы незаметно пробрались на суверенную территорию России, а шпионаж, согласно международной конвенции, преследуется во всех странах, даже в странах-изгоях он не приветствуется. И я не потерплю здесь (полковник жёстко сверкнул острым взглядом в сторону японца) никаких мата хари и харей с матом ! Здесь ваш хвалёный однополярный мир закончился – и прошу-с не спорить.

– Так в чём проблема, арестуйте нас, верните в реальное время. Мы даже с благодарностью попаримся в вашей «Матросской Тишине», пока вы будете фабриковать улики, – явно иронизируя, подсказал план действий Дядя Сэм. И совсем уже не скрывая сарказма, заметил: – Кстати, пока будем сидеть в тюряге, глядишь, из ненавистной вами Америки пришлют разрешающие грамоты от международной конвенции.

Воцарилось напряжённое молчание.

Агапий Агафонович словно налетел на невидимую стену. Всё, что знал и не знал, смешалось в голове. В самом деле, чего он добивается? В их профессии нет никаких разрешающих удостоверений, нет ничего, а всё, что есть, – улики. А улики никто не приветствует, даже штатские их избегают, а уж профессионалы… Президенты, конечно, будут между собою договариваться. Но что делать ему, полковнику Акиндину? Может, для того чтобы они договорились, надо сейчас сгрести иностранные телелинзы под мышки и сигануть в окно с двадцатого этажа? Тут уж наверняка присвоят ему звание Героя России. Правда, посмертно – бедная Люси!

Полковник сделал решительный шаг к окну – а, пусть разбираются…

– Эй вы?! Послушайте моя, япона мать! Астероид Фантос-Масс, он на всех ещё летит! – досадуя, вскричал штабс-капитан Рыбников.

– Не Фантос-Масс, а Фантом, – поправил Дядя Сэм.

До чего же замечательный человек, этот «япона мать»! Остановил, увёл от греха, приходя в себя, подумал полковник и рассудительно предположил: наверное, наших людей наслушался и хотел сказать «Фантомас».

– Почему вы, русские, такие, всё вам кажется, что кто-то желает вас обидеть, наказать? – спросил Дядя Сэм. – Откуда такая подозрительность? (Он почувствовал перемену в настроении полковника.)

– По мне не судите о русских, я русский на одну треть, а на две третьих – помесь хохла с грузином.

– Я тоже на две третьих помесь афроамериканца с папуасом!

– Да вы что! – восхитился Агапий Агафонович. – Вот вы и ответили на свой вопрос. Ваш прапрадедушка папуас съел нашего путешественника Миклуху-Маклая, вот с тех пор мы и опасаемся – как бы вы нас не съели.

Дядя Сэм и Агапий Агафонович смеялись от всей души. Дважды в их веселье вмешивался штабс-капитан Рыбников, предупреждал: япона мать, астероид всё ещё летит, чем только добавлял веселья. Оказалось, что Дядя Сэм на одну треть француз, а полковник Акиндин души не чает во французском юморе. Так что после резкого неприятия друг друга и антипатии у них возникли приятие и симпатия.