Глава 29
Некоторое время они лежали молча, невольно примеряя сказанное на совместную будущую жизнь. Потом Фива сказала, что, наверное, не все
– Удивительно! И откуда что берётся?! – весело восхитился Кеша.
– Я даже знаю, что
– Ну зачем уж так? – несколько опешив, сказал Кеша.
– А откуда тебе известно и про волевое усилие, и про интеллект, и про всё? – нашлась Фива.
Кеша посерьёзнел.
– Откуда известно – не знаю. Но откуда-то знаю, что всё, что сказал, – правда. Да, правда.
– Вот и я не знаю, откуда знаю, что ты –
Фива решительно тряхнула головой – свой путь она пройдёт до конца. Её потемневшие глаза полыхнули отвагой, как в тот раз, когда, внезапно оставив вагон электрички, он очутился рядом с нею. И они, как тогда, обнялись и, сознавая, что словами не могут выразить глубины своих чувств, невольно перешли на общение посредством мыслей.
Общение посредством мыслей не требует логики. Логика только усложняет и замедляет общение. Всё, что требуется для телепатии, – чувство полнейшего доверия к собеседнику. И ещё чувство уверенности в необходимости данного общения. Словом, как логика сторонится чувств, так и чувство избегает логики.
Поэтому не удивительно, что Фива и Кеша, перейдя на общение посредством мыслей, с лёту начали разговор о предстоящей свадьбе. Сразу решили, что свадьбу будут справлять три дня. Один день в Озёрках, у её родителей. Другой – в Андреевке, у Кешиного отца. А заключение – в Москве, с приглашением, как обещано, Фивиных подруг и их хахалей. Всех аспирантов во главе с Богданом Бонифатьевичем и, разумеется, всех, кто заглянет к ним на торжество. В общем, кого пригласят – не вызывало вопросов. А вот место, где лучше сыграть свадьбу, в кафе или ресторане, до того распалило воображение, что Фива воскликнула:
– Только не в кафе «Сталкер», – сказала и засмеялась, вспомнив своё хождение туда со своими подружками Ксенией и Агриппиной, и вдруг мечтательно предложила: – Пожалуй, лучше всего было бы сдвинуть столы под
Вспомнив о
– Не переживай, – сказал Кеша. – Не опоздаешь.
Кеша ещё только решал, пойдут они к вековому дубу или одежда сама, как бы по щучьему велению, окажется здесь в комнате, а над креслом уже возникли серебристые струйки искрящегося тумана, размывшие его очертания. Впрочем, никакого тумана не было. Была игра света статического электричества, зеленоватого, как болотный газ, которое, исчезнув, обнаружило не только кресло, но и Фивину одежду, лежащую на нём. Причём сложенную с такой аккуратностью, какой за собою Кеша не замечал.
Нет-нет, с его стороны не было никакого волевого усилия – это она. Он взглянул на Фиву, она, словно зачарованная, смотрела на свою одежду. Восторг и ужас были запечатлены на её лице.
– Фивочка, я вижу твоё пальто, и шапочку, и платье, и перчатки, а где моя одежда? Ты что, обо мне забыла? – весьма громко удивился Кеша потому, что главным было не удивление, а именно громкость, чтобы вывести Фиву из шокового состояния.
Наконец она очнулась и сразу же бросилась в его объятия.
– Я даже думать не думала об одежде. Так, чуть-чуть подумала и невольно испугалась, а вдруг она действительно возникнет на кресле, и что я буду делать?
– И всё-таки где моя одежда? – стараясь отвлечь её от потрясения, которое сам недавно испытал, впервые столкнувшись с материализацией предметов, появляющихся как бы из воздуха.
– Кешенька, милый, прости! Если бы знала, что у меня получится, то и твою бы взяла, – всё ещё в замешательстве повинилась Фива.
Впрочем, придя в себя, высказала сомнение в успешности такого мероприятия, потому что не помнит Кешиной одежды, кроме демисезонного пальто, которое запомнилось только благодаря злополучной пуговице, вырванной с мясом.