Звёзды, души и облака

Пока Анька отвернулась, Миронюк сделал Славику знак — сейчас, мол, проверим эту новенькую, из чего она сделана!

— Ой, вода тёплая! — Серёжка подставил руки под струю. — Ой, здорово как! Ты где это тёплую взяла?

— В титане! На кухне-то всегда тёплая есть!

— А ты откуда знаешь?

— Жизненный опыт! — слова сами выскочили. «Откуда у меня эти слова выскочили? Я ведь не знаю таких!»— подумала Анька.

— Ну, ты молодец, спасибо! — Серёжка — человек бесхитростный, и благодарит сразу, от души. Анька же переходит к Миронюку.

Миронюк уже орудия пыток достал — мыло в зелёной мыльнице и зубную пасту со щёткой.

— Ой, водычка тэпла! — начал Миронюк. Он плескался, фыркал, брызгался, плевался, пока ему самому не надоело, или стыдно не стало — кто знает.

Анька же стояла спокойно, и как бы не глядя на Кольку, хотя и воду подливала вовремя. Она смотрела в окно и, когда, по мысли Миронюка, она должна была бы уже сорваться, она вдруг спокойно сказала:

— Как красиво, у вас из окна море видно! В нашей палате его какой-то павильон загораживает!

Миронюк поперхнулся и закашлялся, на этот раз — по настоящему.

— Кончай там плескаться, Колька, а то вода остынет! Не только тебе хочется тёпленькой! — Славик давал Миронюку отбой.

— Да ничего, пусть моется, я ещё наберу! Мне всё равно ещё девчонкам набирать!

Это сразило всех сразу, и наповал. Аньку приняли.

— Всё, больше её не обижаем, пацаны! — сказал Костик, когда она ушла.

Девчонки тоже были поражены тёплой водой.

— Как это ты догадалась?

— А я думала, у вас всегда так! У нас в больнице нянечки умывали, так они всегда тёплую добавляли. Это не я, вернее, не я сама придумала, — как бы оправдывалась Анька.

Маша посмотрела на Наташку, посмотрела только.

— Ну да, я же по вашим больницам не лежала! — Наташка, конечно, была обижена.

— Да тебя никто и не винит! — сказала Маша. — Ничего особенного и не случилось. Будешь умывать, так теперь добавляй горячей. Приобретай жизненный опыт.

— Очень мне нужен этот опыт!

— А кто его знает? Может, пригодится когда-нибудь. Ты что, всю свою жизнь наперёд знаешь?

Всю жизнь наперёд Наташка не знала, поэтому ей пришлось замолчать и согласиться.

Завтрак пролетел, и вот уже забегали медсестры:

— Девочки, готовимся, готовимся! Обход скоро, обход! Кровати чтоб красивые были, с тумбочек всё убрали!

— Да убрали уже, убрали, хватит! — ворчит Нинка.

Хоть и бывает обход два раза в неделю, всё равно все волнуются немного, даже у кого перемены в здоровье никакой не предвидится. А уж о тех, кого должны поднять, или у кого срок операции подходит — о тех и говорить нечего.

Лечаший врач у нас — Ярославцев, Евгений Петрович.

Глава 20

Ярославцев, Евгений Петрович — небольшого роста, худенький и, наверно, от этого всегда грозен и сердит.

Вышибить из него улыбку — практически невозможно. Он ещё молод, но главврач уже разрешает ему оперировать самому. Есть среди наших люди, которых оперировал уже сам Ярославцев. Но самых тяжёлых оперирует всё равно главврач, величина недосягаемая. В отличие от маленького Ярославцева, он высок и могуч. Его фигура величественна. Седые волосы красиво ложатся на лоб, и сам лоб — высокий, прямой — «сократовский». И все его боятся — и врачи, и сестры, и нянечки. И мы, конечно.

Кроме хирургов, есть ещё терапевты. Наша — Жанна Арсеновна, красивая пожилая женщина. Она — действительно красива, и, кроме того, как я это понимаю сейчас, она — ухоженная женщина. И главное, у неё всегда — туфли на высоких каблуках. И каблуки эти выстукивают в нашем коридоре песенку: «тук-тук… тук-тук…», размеренно так выстукивают, слышно, что Жанна Арсеновна идёт, от самого конца коридора, от самой ординаторской. И если идёт она по улице, под верандой, тоже слышно её: «тук-тук…тук-тук..». А так, чтоб «тук-тук-тук», никогда не бывает.

Вот все уже приготовились, натянули одеяла на кроватях — так натянули, что ни морщиночки нет. Обход сегодня — без главного, но Ярославцев сам шороху на всех нагоняет. Сестры так докладывают, как будто мы все только вчера поступили, а не по году, или даже больше уже лежим. Остановились возле нас, сестра Аньку представляет, новенькую.

— Ну-ну, привыкай! — Полежи немного, сделаем тебе снимки новые, ну, а операцию — где-то в начале лета, если по снимкам всё хорошо будет. Привыкай, привыкай! Вот, вместе с Асей и возьму тебя.

И пошёл Ярославцев дальше.

— Пылинкину — на перевязку возьмёте, меня позовёте сегодня! Как твои дела, Света?

— Хорошо. У меня — хорошо дела, — отвечает Светка в спину Ярославцеву.

— А я? — А меня когда поставите, Евгений Петрович? — Наденька кричит вслед, не надеясь на ответ.

И вдруг Ярославцев оборачивается и говорит сестре:

— Да, а Лукинину на завтра — на рентген! — и все медики переходят на половину десятого класса.

И все кричат «ура!» Кричат пока беззвучно, только рты открываются, и взлетают вверх руки со сжатыми кулаками. «Ура, ура, ура!» А Наденька укрылась с головой, и только видно, как ноги дрыгают. Вот это да! Вот это новость! Это Ярославцев раньше ничего не говорил, и всё пугал Наденьку, чтоб не встала раньше времени.