Звоны Второго Иерусалима

Мне пришлось интенсивно подыскивать себе новую работу; побывать на складах пивной компании «Оболонь», что недалеко от протекающего отводного канала. Там, под началом бывшего милиционера, — высокого, крепкого с виду мужика, по прозвищу «Маклаут» (Горец), — быстро вникну в заведенные порядки, позволяющие воровать самим же охранникам. Охранники были б не они, если б не защищали свое место под солнцем от таких кадров, как я. Бывшим колхозникам и на этот раз удалось отстоять свое право воровать, в так называемом «Правом складе» алкогольные напитки, где, прячась по углам от размещенных по периметру камер наблюдения, они имели дополнительную возможность напиться «за счет заведения».

Принципиально не пьющий на работе, я, отработав единственную смену, ушел с этого места, сославшись на невозможность трудится, одновременно, на двух работах.

…Я мало, что могу добавить до того, что уже знаю, и что втиснул в эти рассказы о Киеве. Это были мои самые первые впечатления — самые сильные…

Главное, что я сумел сберечь в своем сердце о неподдельное юношеское влечение познавать окружающий мир, узнавать постоянно что-то новое для себя; заставлять свою душу трудиться еще с большим энтузиазмом.

Я всегда рассматриваю этот древний город таким, каким он есть на самом деле, который я полюбил всем сердцем, так как испытываю к нему свой неподдельный творческий интерес. Киев очень красивый и величественной город, матерь городов русских, второй Иерусалим, возвышающийся на высоких днепровских кручах, с гордо поднятою головою — устремивший свой взгляд через века в свое прекрасное будущее. Слава европейской державы, какой была в свое время Русь (Киевская), дала ему такой мощный толчок, в свое время, что остановить историческую поступь Украины в глубь веков, уже не смогут никакие препятствия его врагов.

8 –18 мая 2008 года

… А в Киеве была весна

Эта весна началась внезапно.

Уже в средине февраля, в самом начале одного достаточно грязненького февральского вечера, ко мне неожиданно позвонил с редакции Юрий Ш,

Журналист сообщил мне, что он прочёл мой рассказ о Лавре — и нашел его достаточно хорошим, но они не могут печатать, ибо он большой, поэтому он его отправит в Интернет. После чего в нашем разговоре еще некоторое время продолжалась какая-то улыбчивая дребедень. Смысл ее сводился к тому, что меня не прочь бы увидеть в штате их редакции…

Короче, он меня заинтриговал. Я попросил его лишь повременить до конца апреля, так как был очень занят написанием двух романов, и эту кропотливую работу не хотел прерывать. Разговор льстил моему самолюбию. Мне было лестно слушать, что мой рассказ о Лавре им, там, в редакции, очень понравился.

Я начал строить обширные планы на весну. Обычно я строю свои планы зимою, когда много работаю. Весною — все обновляется и сама жизнь обновляется. Мне, кажется тогда, что весною я сам обновляюсь.

Потом я неоднократно вношу свои коррективы в эти планы; ближе к лету я их кардинально пересматриваю, осенью — начинаю работать; писать. Но, с годами, мне все тяжелее строить эти радужные планы и все легче и легче становится писать. Пожалуй, что скоро я совсем перестану строить планы…

… Я написал этот рассказ о Лавре осенью, в сентябре. Когда сел за клавиатуру компьютера — впервые с тех пор, после того, как сжег все. (Огонь в моей печке горел много часов).

Над рассказом я трудился целую неделю — по субботам и воскресеньям, перед работой и после; писал в «Матрице», в подвальном помещении на Шота Руставели, в тамошнем Интернет — клубе. За это время на деревьях пожухли и начали опадать пожелтевшие листья.

Падали, с треском разбивая об асфальт ржавую кожуру с ложными шипами каштаны, из которой вылетали гладкие коричневые плоды…

…Это случилось до того, как я по дешевке приобрел себе друга. Друга, который никогда не предает. Это был старенький подержанный ноутбук «Сименс» — «Симон», — как его называли продвинутые ребята из Интернет — клуба в «Метрограде» под Бессарабской площадью, куда я носил его настраивать, когда он однажды завис, очевидно, от моего неумелого обращения. После этой обязательной покупки, дела мои в литературе заметно продвинулись. Я быстро восстановил многое из того, что потерял, казалось бы, навсегда. За короткое время у этого рассказа появились новые братики и сестрички. Но тот, о Лавре, был мой первенец…

…Я отнес этот рассказ в редакцию в самом начале декабря. Я уже считал эту рукопись навсегда утерянной, когда тем февральским вечером о ней напомнил звонок по мобильному телефону. Это все равно, что потерять что-то ценное, — а потом неожиданно найти его у себя дома. Я отнесся к этому случаю, как данному свыше знаку.

«Видно, что весна моего обновления в этом году — начнется немножко раньше» — подумал я, и еще больше налёг на клавиатуру своего «Симона».