Звучанье тишины

Метель

Огоньки пугливо золотятся.

Ни звездинки в небе не найти.

Хорошо бы в поле затеряться,-

Просто сбиться с торного пути.

И потеть-одолевать сугробы,

Проклиная стужу, снегопад.

На дорогу выбраться добро бы,

Твердь ее нащупав наугад.

Не пугайте, снежные чертоги!

В этом мире я не одинок:

Вон он, недалече от дороги,

Теплый, долгожданный огонек.

Вот уж радость! –

Что ни говорите –

Голичком оббить с обутки снег,

Постучать открыто:

- Разрешите?

- Заходи, коль добрый человек!

- Был таким,- хозяину ответить,-

Да теперь, кажись, уже не тот...

Ну и крутит! – помолчав, заметить.

Он поддержит важно:

- Да, метет!.. –

То да се...

В теплыни размориться,

Словно только с банного полка.

...Хорошо бы в поле заблудиться

Ради вот такого огонька.

Портреты

На дворе непогода, хворь небесная – дождь.

И не видно ему ни конца и ни края!

Ты кого это, мама, так поздно ждешь?

Почему ты так смотришь, родная?

Раздеваюсь в прихожей – снимаю пальто,

И она, как всегда, наливает мне чаю.

Мы сидим с ней вдвоем,

Нас не тревожит никто.

И, помедлив, она отвечает:

- Нынче сорок исполнилось бы отцу...

Ты ведь знаешь, я на год его моложе... -

И платок осторожно подносит к лицу,

И тишина за столом тяжелее и строже.

Я прошу ее:

- Мама, ты расскажи мне о нем:

Здесь он в форме военной, и ты – молодая.-

И глаза ее светятся ясным огнем,

И она отвечает, мечтая:

- Был таким же, как ты...

Только серьезнее был!

Не пойму, что нашел он во мне, белошвейке?..-

Мы сидим с ней вдвоем,

Чай давно уж остыл.

Мы говорим о родном человеке.

А сегодня опять дождь идет.

Дождь идет!

Ударяется ветер в наши старые рамы.

Только мама, как прежде, меня не ждет:

С портрета глядит моя старая мама!

Раздеваюсь в прихожей...

По комнатушке брожу...

Хорошо бы с ненастья горячего чая!

Сижу, запоздалый,

На портреты гляжу,

Сам себе отвечаю:

- Нет, не дождик, а годы шуршат-шелестят,

Застают нас врасплох, тревожно итожа!

Отцу бы сегодня исполнилось

Шестьдесят.

А мама – лишь на год его моложе...

На участке

Уходит день и лучиком не грея.

На строчках меж, как важные божки,

Сутулятся, сквозь сумерки серея,

Набитые картофелем мешки.

Я долг исполнил –

Сделал все, что надо.

По совести я чист перед семьей.

А в поле остается тетя Надя.

Ей дотемна не справиться одной.

Темнеет хмарь...

Опять засентябрило,

Играет ветер ржавою ботвой.

И давит,

давит женщина на вилы,

Встречая дождь упрямою спиной.

Согбенная, она горда для просьбы!

Взгляну украдкой, взор свой отвожу.

Устал как черт...

Шепчу себе: «Помочь бы!..»

И сам, как день, с делянки ухожу...

Первый снег

Сегодня ночью первый снег

Округу запуржит.

Сосед мой – шустрый человек! –

Уж нарубил пыжи...

Он завтра улицей пройдет,

Добычею гордясь.

Сегодня ночью снег падет

На стынущую грязь!

Под сонным солнцем заблестит

Холодный – до беды!

И будет просто набрести

На заячьи следы.

Потом опять приснится мне

Охотник на бегу,

И дым, осевший на лыжне,

Остывший на снегу.

Подранок, обагряя снег,

Уйдет недалеко...

И эхо, как соседский смех,

Умрет легко-легко...

* * *

И припомнилось вдруг: чахохбили,

Ветер с моря,

Ночной ресторан...

Тимофеичу рог подарили:

Тимофеич у нас ветеран!

Только вышло все, как на потеху,

Не шурупит в подарках цехком!

Тимофеич проходит по цеху,

Говорит:

- Вот теперь уж попьем! –

И прищелкнет для важности пущей

О кадык – дескать, будем пьяны...

Мы-то знаем: мужик он непьющий –

Носит в сердце

Осколок с войны...

* * *

Спадает вековая тьма,

Светлеет город наш.

Смотри, вздымаются дома –

Вовсю идет монтаж!

Я снова верю чудесам:

Не чудо ли, скажи,

Растут, как в сказке

По часам

Громады-этажи.

Вот тут недавно был пустырь –

Кусты да лебеда.

Та лебеда и те кусты

Исчезли в никуда:

Над ними здание встает,

Дорога что стрела...

А мой завод совсем не тот:

Весь будто из стекла!

Иду по звонким корпусам,

Дух горьковатый пью,

И по улыбкам, по глазам

Друзей опознаю.

Тут все понятней, все ясней,

Пускай не тишь да гладь...

А у окраины моей

И края не видать!

* * *

Во всем с годами становлюсь разборчивей:

Что раньше пелось –

Нынче не моги.

На вас гляжу, друзья мои рабочие,

По вам сверяю дней своих шаги.

Вершители великого завета,

Хозяева высокого труда,

Собьетесь вы – беда для бела света!

А я собьюсь – так это не беда.

Мне б спеть свое, доходчиво и просто...

Да нелегко рождаются слова:

Ведь и у вас не те уже запросы,

Друзья мои, глазастая братва!

На вас гляжу, по вам сверяю голос:

Хочу поведать людям красоту –

Понятную, простую вашу гордость

И гордую, как правда, простоту.

* * *

Придумал лукошко – портфель парусиновый.

Не с голода промысел, так, не всерьез...

Осинник сберег для меня подосиновик,

Припрятала беленький стайка берез.

Иду, с долгим эхом играю в ауканье,

Вдыхаю лечебный настой синевы.

Прилягу, послушаю леса баюканье

На теплой перине опавшей листвы.

Не надо мне далей

за дымкой туманной,

Не надо иной надо мной высоты!

Всему благодарный,

Я тут первозданный:

И совесть, и думы, и руки чисты.

Со взгорка в овражек,

От деревца к деревцу.

Мне радостно тут, у зеленой родни,

В хорошее верится.

В светлое верится.

Ты только, Россия, себя сохрани!..

* * *

По сельской тропинке иду к большаку.

Костюм городской мой

кусты оросили.

За что полюбил на недолгом веку

Я эти вот стежки-дорожки России?