Большую часть дороги до Арзамаса доктор проспал. Вроде и не ощущалось никакой слабости, но стоило только прилечь, и глаза тут же закрывались. Синицын где-то на краю слуха ругался с проводницей из-за холодного чая, будил его, они этот чай пили, чем-то закусывали, обедали в вагоне-ресторане, а после этого он опять проваливался в сон. «Спи, тащ майор, — сказал Сидор, — это гадость вся из тебя выходит, потому и в сон клонит».
В Арзамас они приехали рано утром, неожиданно для мамы — Иохель категорически запретил Синицыну сообщать ей о приезде. Впрочем, Сидор особенно и не спорил, а согласился с доктором, как показалось Иохелю, даже с некоторым облегчением.
Мария Ароновна, сразу же, едва успев поздороваться с сыном, начала бурную деятельность. Казалось, что она присутствует одновременно везде. Синицын, сославшись на усталость с дороги, тут же ушел к себе домой. Мария Ароновна дважды заставила Иохеля рассказать всю историю с подробностями, которые он смог вспомнить только сейчас. Она бы послушала рассказ (кусок истории с участием Андрея остался за кадром, Иохель понимал, что расспросы об этом точно затянутся на несколько суток) и в третий раз, но прекратил это уже Иохель, запросив пощады и еды.
Следующие дни прошли в визитах к родственникам, походам в поликлинику, где ему на всякий случай по старой памяти написали страшный диагноз, как сказал главный врач после стопки коньяка, «занимайся своими делами сколько надо, а мы потом напишем, что выздоровел, когда скажешь».
Через неделю Иохель заскучал. Безделие начало надоедать. Он пересмотрел свои старые учебники, исправил старую статью и отправил ее в «Вестник хирургии» в качестве пробного шара, а также написал знакомому раввину письмо с просьбой сообщить обстановку.
Арзамас Иохеля тяготил. Хотелось что-то делать, но здесь ему предлагали только место преподавателя в медицинском училище. Он уже привык сидеть под яблоней за домом после обеда и читать, но последние три дня что-то никак не давало ему перешагнуть восьмидесятую страницу «Анны Карениной», на которой его неизменно клонило в сон. Попытки найти «Лунный камень» и узнать, чем же там всё кончилось, не увенчались успехом: единственный экземпляр из городской библиотеки взяли почитать около полугода назад и не вернули.
Вот и сейчас он сидел в саду, уткнувшись в книгу и решая, что почитать еще, потому что страдания зажравшейся дамочки его не трогали совсем. Из полудремы его выдернул голос Синицына:
— Иохель Моисеевич, вставай, тебя там чухонец какой-то спрашивает.
Сонливость, навеянная бессмертным произведением зеркала русской революции [2], улетела, как и не бывало. Иохель вскочил из мягкого кресла, едва не зацепив головой ветку яблони. «Анна Каренина» улетела в траву.
— Что за чухонец? Где он? Что сказал?
— Да ничего не сказал. Вас спросил, а стоит у калитки, дылда белобрысая.
Иохель, не слушая дальше, чуть не бегом помчался к калитке. Там действительно стоял высокий блондин, по внешнему виду — явный прибалт, державший в правой руке средних размеров мешок.
— Sveiki, — поздоровался доктор на литовском в надежде порадовать земляка, если тот литовец.
— Здравствуйте, — с ужасным акцентом сказал незнакомец. — Я эстонец, не говорю на литовском, извините.
— Vabandage mind, — сказал Иохель. — На этом мой эстонский кончается. Тогда давайте говорить по-русски. Проходите в дом, пожалуйста.
Незнакомец прошел за Иохелем в дом и они сели в той комнате, которую Мария Ароновна отвела под гостиную. Мешок эстонец притащил с собой, не став оставлять его в прихожей.
— Я — Иохель Гляуберзонас, — представился доктор. — Пообедаете с дороги?
— Меня зовут Оскар Ундер, — в свою очередь представился гость. — Я не голоден. Чай, если можно.
— Синицын, чайник поставь, пожалуйста, — крикнул Иохель.
— Меня попросили передать посылку. Кто отправитель, я не знаю, мне сказали, Вы сами знаете. Так что — вот, — он пододвинул мешок поближе к доктору, — теперь это Ваше.
Конечно же, Иохель догадывался, кто отправитель посылки, настолько интересной, что ее не доверили почтовой службе, а отправили через полстраны нарочного. Впрочем, как раз почтальона эта ситуация не смущала нисколько. Он не спеша выпил две чашки чая, съел несколько пирожков с капустой, испеченных утром Марией Ароновной при помощи Синицына (процентов девяносто всей работы) и удалился, неспешно и с достоинством.
Мешок был завязан так хитро, что Иохель решил не копаться, а разрезать мешок.
— Сидор Иваныч, дай ножик, — попросил он.
— Да я сам, — ответил Синицын и одним движением разрезал веревку.
Иохель тут же начал доставать из мешка книги. Всего получилось одиннадцать разрозненных томов из собрания сочинений Маркса и Энгельса.
— И зачем его было тащить неизвестно откуда, — пробурчал Синицын, — этих Марксов и у нас в писчебумажном девать некуда.
— Это правильный Маркс, — ответил доктор, открыв книгу, лежавшую в стопке верхней и прочитав заголовок «Mind Body Healing and Rehabilitation» [3].