Звук, который ты захочешь услышать

— Это я сделаю, тащ майор. Надо бы тебя на работу оформить. Есть тут одна артель, обещали помочь, если надо. Кладовщиком устроят или сторожем. Думаю, надо сходить туда на днях.

_____________________

[1] В советском паспорте графа «национальность» сохранялась до самого распада СССР. Пятым пунктом в анкетах присутствовала она же.

[2] Сначала школы фабрично-заводского ученичества, потом ФЗО, с конца пятидесятых — ПТУ.

[3] В РИ министерства сменили наркоматы в 1946 году. К 48 году точно сменили.

[4] 24 года на момент описываемых событий.

[5] В 1969 первое издание.

[6] В 1948 году здания института экспериментальной медицины были постепенно переданы Атомстрою.

Глава 5

На следующий же день утром Иохель спросил Синицына:

— Когда ты меня в эту артель свою отведешь?

— Да хоть сейчас. Ребята там свои, помогут. Жалование, правда, не дадут, но справка с места работы будет настоящая, не придерешься.

Артель располагалась совсем рядом, в полуподвале на соседней улице, Иохель проходил мимо этого дома чуть не каждый день.

— Матвей! — крикнул в открытую дверь Синицын. — Ты здесь?

— Здесь он, заходите, — ответил им выходящий из полуподвала мужчина в засаленной и заплатанной гимнастерке и таких же галифе.

— Матвей Петрович, мы к тебе, — сказал Сидор, пропуская доктора вперед в открытую дверь. — Вот, знакомься, Иохель Моисеевич, я тебе о нем рассказывал.

Директор артели, здоровенный, не меньше двух метров, дядька с гладко выбритой головой и шикарными казацкими усами (один ус даже был намотан на ухо), увидев Иохеля, странно хрюкнул, отвел взгляд в сторону, сел на крякнувший под ним стул и показал доктору на стоявший впритык к крытому зеленым сукном канцелярскому столу венский стул с сильно поцарапанными ножками:

— От тут присядьте, — сказал он густым басом с таким щирым украинским акцентом, что Иохель на секунду представил себя каким-нибудь мелким персонажем из «Тараса Бульбы». Впрочем, эту аналогию он попытался побыстрее развидеть, припомнив, что будучи евреем и литвином, у батьки Тараса он вряд ли мог рассчитывать на что-нибудь хорошее кроме быстрой смерти.

— Вот документы мои, — первым прервал затянувшуюся паузу Гляуберзонас.

— Глянем опосля на документы, — сказал артельщик. — А от глянь, дорогой товарыш, на вот это вот, — сказав это, он встал, снял рубаху и повернулся к Иохелю спиной. — Ты ж доктор, оцени работу.

— Хорошая работа, — немного помолчав и пощупав шрам, тянущийся от левой лопатки через подмышку, сказал Иохель. — Шов ровный, зажило, скорее всего, чисто, первичным натяжением. Пришлось вот здесь, — сказал он, нащупав дефект, — удалить куски двух ребер. Больше сказать ничего не могу.

— Значит, не признал свою руку, — сказал Матвей, поворачиваясь к нему лицом и надевая рубаху. — Это ж ты, доктор, под Кременчугом в сорок втором меня с того света вытащил. Сколько потом ни показывал, все в один голос говорят, что сильно мне повезло, что живым остался. А что не инвалид немощный — так совсем чудо. Спасибо тебе, Иохель Моисеевич, — он отступил на шаг назад и поклонился в пояс. — Я твой должник навек. Что скажешь, всё для тебя сделаю, ничего не спрошу.

— Вы извините, не могу Вас вспомнить, — сказал Иохель. Про Кременчуг в сорок втором он помнил только бесконечные операции, врачебные обходы на бегу и постоянное желание спать.

— Так понятно, сколько нас там было, — ответил Матвей, после чего, тяжело вздохнув, будто только что выполнил тяжелую, но очень нужную работу, сел за стол, открыл паспорт Иохеля, вписал его данные в какой-то журнал, аккуратно вырвал из ученической тетради в клетку листочек и красивым каллиграфическим почерком с завитками выписал справку о том, что Гляуберзонас И.М. работает в качестве кладовщика в артели «Железный ремонт» с первого апреля одна тысяча девятьсот сорок восьмого года, его заработная плата составляет шестьсот пятнадцать рублей в месяц и, витиевато расписавшись, приложил сверху большую фиолетовую печать, а затем промокнул документ взятой из той же тетрадки промокашкой, сложил пополам и отдал Иохелю.

— Вот, доктор, пользуйтесь. Если что, я подтвержу в любой момент. Зарплату, конечно, платить не смогу, Вы уж извините.

— Какая зарплата? — сказал Иохель, поднимаясь со своего стула и протягивая руку. — Спасибо, что помогли.

— Моисеич, подожди меня на улице, я сейчас, минутку только, — сказал Синицын, пропуская Иохеля к выходу.

Минут через пять Сидор вышел, довольно улыбаясь и придерживая полу пиджака.

— Это получше слов будет, — сказал он, — выпьем за здоровье Матвея Петровича, и ему приятно, что тебя уважил [1].

На выходе из двора на улицу шедший чуть позади Синицын тихо сказал:

— Притормози, тащ майор, глянь, кто идет.

По улице прямо перед ними прошел, не поворачивая голову адъютант генерала Яшкина, франтоватый, несколько женоподобный капитан, фамилию которого Иохель забыл (а может и вовсе не знал). Он был явно доволен жизнью: на румяном лице как приклеенная сияла улыбка, из-под фуражки выбивался набриолиненный чуб, форма сидела на нем как влитая, выдавая индивидуальный пошив.