Звук, который ты захочешь услышать

Совещание началось ровно в одиннадцать. Зал, как и президиум, блестели золотыми погонами и орденами. Все дружно встали, спели гимн и так же дружно сели на места. Яшкин произнес вступительное слово, и совещание началось. Всё шло как заведено: докладчики выступали, слушатели записывали что-то в свои тетради и хлопали в конце выступлений и при упоминании вождя. На таких совещаниях главное было — высидеть. Не то что зевнуть, даже захлопать не вовремя, на секунду позже всех, было более чем серьезной угрозой карьере.

Аркадий Михайлович выспался и отдохнул, и сейчас, сидя в президиуме, излучал всем своим видом уверенность и спокойствие. Что-то немного мешало, какой-то дискомфорт чувствовался сзади, прямо у воротника. Он подумал, что домработница небрежно пришила подворотничок к кителю и надо бы ее наказать, но сейчас нельзя было даже подумать о том, чтобы почесать шею. Приходилось терпеть, особенно здесь, в президиуме, где за каждым твоим движением следят сотни глаз.

К счастью, совещание подходило к концу. Заканчивал свою речь последний выступающий. Еще несколько минут и всё. Вот докладчик сделал паузу, набрал в грудь воздуха и закончил речь словами: «К скорой победе коммунизма, товарищи! Ура!!!». Зал встал, сотни глоток открылись, чтобы трижды выкрикнуть своё «Ура», как вдруг генерал-майор Яшкин, опередив всех, вскочил с места, проворно залез на свой стул, а оттуда — на стол президиума. Все молча смотрели на этот ужас, а Яшкин, как будто ему мало было того, что он уже натворил, рванул обеими руками китель у ворота, так что в стороны полетели несколько блестящих пуговиц и громко запел высоким голосом, почти фальцетом, пританцовывая при этом:

Ламца-дрица-ца-ца-ца,

Люблю Ваньку-молодца,

Гоп-гоп, Ванька-молодец,

Покажи мне свой конец!

И только после этого пришедшие в себя от такого святотатства другие члены президиума стащили генерала на пол и утащили его из зала.

_____________________

[1] Грише Офштейну пока только восемь, он еще не стал Гориным, а потому Синицын не знает великой фразы, ставшей неофициальным девизом отечественных медиков: «Коли доктор сыт, то и больному легче».

[2] В РИ строительство Байконура началось в 55 году.

[3] В те времена даже пятифунтовые купюры были наперечет, тысяча фунтов наличкой — сумасшедшие деньги.

Глава 6

— Как же мы понесем это? — Иохель пнул ногой одну из двух наволочек, набитых деньгами. — Здесь килограмм двадцать, если не больше.

— Так вон, туда половина влезет, — показал Синицын на чемодан, сиротливо стоявший среди прихожей. — А на вторую половину сейчас мешок поищу, — сказал Сидор. — Генерал, он человек хозяйственный, где-нибудь в чулане что-то да найдется.

И точно, в чулане нашелся не только мешок, но даже и туристический рюкзак неимоверных размеров, который и набили оставшимися деньгами. Содержимое чемодана Сидор вытряхнул в шкаф в спальне, с которого доставали коробку с червонцами. Иохель помог Синицыну надеть рюкзак и, открыв дверь генеральской квартиры, выглянул на лестницу.

— Никого. Давай за мной.

— Моисеич, подожди, развяжи ты мне эту удавку, — попросил Сидор, дергая за галстук. — Сил нет уже терпеть, прямо веревка на шее.

— Так снял бы сам, — удивился просьбе доктор.

— Как же ее снять? Ты же там такого навертел, что теперь без поллитры не развязать, а мне не видно.

— Не надо ничего мудрить, просто вот так за узел потянуть и всё само собой сделается, — Иохель показал развязанный галстук Синицыну, который после этого посмотрел на него как на фокусника.

— Ох уж эти ваши ученые штучки, придумали же, бесполезная же вещь.

— Ладно, пойдем уже, — сказал доктор, пряча свернутый галстук в карман, — а то генерал своим храпом сейчас всех на ноги поднимет.

Сидор крякнул, поправляя лямки рюкзака, захлопнул за собой дверь и пошел вслед за Гляуберзонасом вниз по лестнице.

В трамвае Иохелю стало смешно: они везут какую-то неимоверную сумму, которой, наверное, на всю жизнь хватило бы, в обыкновенном московском трамвае, позванивающем на поворотах, ничего не подозревающие пассажиры толкают его в спину, наступают на ноги и какая-то тетка, густо пахнущая луком и свежим перегаром, ругается, что они заслонили проход своим чемоданом и рабочему человеку невозможно пройти.

Дома, заперев дверь в комнату на крючок, посчитали деньги. Считать было легко: большинство новеньких, сорок седьмого выпуска банкнот по сто рублей, были в банковских корешках [1], только килограмма три россыпью. Сумма поразила их обоих. Из квартиры генерал-майора Яшкина они вынесли один миллион семьсот девятнадцать тысяч рублей с мелочью [2]. Любопытный Сидор, одолжив у соседки безмен, выяснил и вес: двадцать шесть с половиной килограмм [3].

— Вот это гнида, — протянул удивленный масштабом похищенного Синицын. — Это сколько же воровать надо… Не думаешь теперь, тащ майор, что мы его сильно подставили с этим совещанием, где он петь будет?