Звук, который ты захочешь услышать

Первым пациентом неожиданно стал знакомый до чертиков Синицын. Ночью, проснувшись по малой нужде, доктор услышал, как на кухне звенит чайником Синицын.

— Ты что не спишь? — спросил его Иохель, глядя, как Сидор бережно поглаживает правую стопу, поставив ногу на стоявший перед ним табурет.

— Да пальцы стреляют, — показал на культю Синицын. — Иной раз проснешься среди ночи, мочи нет терпеть, вот как сейчас. Погладишь, помнешь, проходит вроде, а через время… Охо-хо, опять, — и его лицо исказилось от боли.

— Ну давай попробуем вылечить твои пальцы, — сказал доктор.

— Так нет же пальцев, как их лечить?

— Это их на ноге нет, а в голове у тебя они есть. Тьфу ты, не в голове, конечно, но ты понял. Я просто читал о похожем случае. Сейчас попробуем.

В транс Синицын погрузился быстро, друг на друге они практиковались постоянно.

— Я готов, — сказал он.

— Хорошо. Сидор, ты же боишься собак? — спросил доктор.

— До уссачки. Меня в детстве кобель соседский порвал.

— Сидор, там за дверью этот кобель сидит, рычит, слюна изо рта капает, когтями пол скребет. Слышишь?

— Слышу, — насторожился Синицын. Он опустил ногу на пол, встал, попятился к столу и схватил больной разделочный нож.

— А пальцы болят сейчас?

— Да какие пальцы, там же псина эта, — с раздражением ответил Сидор.

— Вот и запомни, что каждый раз, когда пальцы заболят, за углом появится этот твой кобель.

— Забудешь разве такое [6]? — всё ещё сжимая в руке нож, сказал Синицын.

— Ну и хорошо. Давай, на счет три, выходи. Шесть, пять, четыре, три.

— И правда, не болят, — посмотрел на свою ногу Сидор.

— Ножик-то брось, — улыбнулся доктор. — А то так и пойдешь спать с ним.

* * *

Гуревич подошел к расспросу основательно. Очевидно, дома он написал опросник и теперь следовал ему. Временами Иохель, несмотря на явное дружелюбие профессора, чувствовал себя студентом, сдающим предмет, который он совсем не знает. Зато теперь стали понятны пробелы, которые надо бы закрыть. История с излечением от фантомных болей привела Гуревича в совершенный восторг.

— Что же, вот так, за несколько минут — и всё?

— Думаю, что надо будет закрепить еще на нескольких сеансах, но в основном, да.

— Вы даже не представляете, сколько таких больных, которым нужна помощь с этим.

— Почему же, очень хорошо представляю. Я ведь всю войну на фронте, ампутации считать сразу перестал. Только вот незадача, метод ведь на поток не поставишь. У каждого свой кобель, и каждому надо его отдельно показывать. А ведь еще разобраться надо, подойдет ли такое пациенту, вдруг он в штаны от страха наложит. Так что ни я, ни Вы, ни еще сто человек всю страну не вылечат. Такие вот дела.

— Но надеяться всё равно надо.

— А что еще остается? — Иохель встал из-за стола и подошел к окну. После долгого сидения хотелось немного размяться.

— Может, чаю? — спросил Гуревич. — А то мы ведь уже сколько сидим, в горле небось пересохло.

— Можно и чаю. Скажите, Михаил Осипович, а что с больными? Вы говорили, подберете.

— Есть у меня на примете одна дама. У нее проблемы в семье, но она не может в них разобраться. Житейская ситуация. Но и ей, и мужу семью хочется сохранить, а что-то там не так. Я и ее смотрел, и мужа, но никакой нашей патологии не нашел, а она просит о помощи. Возьметесь?

— Почему нет? Вы с ней свяжетесь, узнаете, когда и где.

Гляуберзонас старался не выдать охватившую его легкую панику. Одно дело — грубо задавать постгипнотическое внушение и вешать на якорь [7] песни с плясками, а другое — живые люди, которым навредить не хочется.

— Что, страшно первый раз? — всё-таки заметил его волнение Гуревич.

— Конечно, страшно, — смущаясь, ответил Иохель. — Я же до этого совсем другим занимался. Там тоже думать надо, но совсем о другом.

— Это хорошо, что страшно, значит, ответственность осознаете. Скажите, а зачем Вы просили сведения о тех, кто сейчас без работы сидит? — вдруг поменял тему разговора профессор.

— У меня просто появилась некая сумма… скажем так, немалая… Предположим, что я ее в карты, или в лотерею выиграл. И я хочу этими деньгами распорядиться таким вот образом: помочь тем, кто оказался в трудной ситуации. Устроит Вас такое объяснение?

Взгляд Гуревича вдруг изменился, он будто впервые увидел своего собеседника и теперь думает, с кем его свела судьба и чего от этого ждать.

— Но ведь это… совсем незнакомые люди, да и ждать возврата средств не стоит очень быстро, — помолчав, сказал профессор.

— Вы меня не так поняли, Михаил Осипович, — несколько обиженно ответил Иохель. — Я не собираюсь ждать возврата средств. Более того, я постараюсь сделать всё, чтобы и моё, и, тем более, Ваше участие остались никому не известны. Я хочу помочь этим, как Вы изящно выразились, неизвестным мне людям безо всяких обязательств. Просто так.

— И… как велик может быть список? Десять человек? Двадцать? — Гуревич, похоже, поверил в серьезность того, что говорил Гляуберзонас и сейчас начал прикидывать, кто из знакомых коллег оказался в наиболее бедственном положении.