Звук снега

– Правильно делаете, хозяин, – сказала она, деловито проходя в комнату, будто в свою собственную, – что говорите с ней. Она услышит и поймет, что вы заботитесь о ней. Она упряма, это уж как пить дать, но в конце концов всегда прислушивается к здравым рассуждениям.

Гай никогда не приветствовал общение со слугами в подобной неформальной манере. Однако в последние несколько дней как-то само собой получилось, что обычные условности были оставлены и слуги к нему стали относиться почти по-свойски. Он решил, что, скорее всего, это связано с положением, в которое он себя поставил: неотрывно сидя у постели Джоанны и почти не заботясь о своем внешнем виде, Гривз больше напоминал одного из работников, чем хозяина. Однако в глубине души он подозревал, что и тут не обошлось без Джоанны. Ее болезнь объединила в доме всех. Слуги обожали ее, по крайней мере большинство из них. Маргарет оставила детей со своей сестрой и посвящала все свое время заботе о Джоанне и Мило. Гай узнал об этом от Тумсби, а тому рассказал Билл, который, как теперь знал Гай, был мужем Маргарет. И Билл и Тумсби с недавнего времени стали больше находиться в доме, чем на конюшне, расспрашивая о самочувствии Джоанны и предлагая любую помощь.

Диксон и даже Амброз, обычно холодный и рассудительный, то и дело заходили в детскую, выискивая любые малозначительные, а порой и смешные предлоги для разговора с хозяином.

– Итак, приступим, милорд, – сказала Уэнди, располагаясь у кровати. – Мне начать или вы окажете честь?

– Я начну, – ответил Гай, взяв у нее холодное фланелевое полотенце.

Он закатал рукав рубашки Джоанны, протер ее руку, вернул полотенце Уэнди и взял свежее. Затем приподнял безжизненную голову больной и осторожно протер шею, глядя на бившуюся на ней трогательную жилку. Вновь вернул полотенце Уэнди и, взяв у нее следующее, начал протирать грудь Джоанны. Когда Гай попытался проделать это первый раз, Уэнди и Маргарет принялись возражать, но он пресек их намеки на бесстыдство в зародыше.

– Вы сошли с ума, если думаете, что я могу наслаждаться линией грудей и видом обнаженных щиколоток женщины в таком состоянии! – взревел Гривз в ответ на их протесты. – Я намерен заботиться о больной, и вы будете делать все так, как я скажу.

Так в дальнейшем и было.

– Теперь моя очередь, – бодро сказала Уэнди, забирая у него полотенце. – И я бы на вашем месте отдохнула немного и слегка размялась. Мы с Шелли сумеем сделать кое-что важное для женщины. Да, Шелли?

– Ты совершенно права, – отозвалась Шелли. – Начнем с волос. Из-за них всегда бывает слишком жарко.

Гай с интересом наблюдал, как подруга Уэнди приводит в порядок волосы Джоанны, а сама Уэнди, как всегда, стояла позади и не умолкая давала советы. Гай прикрыл глаза и беззвучно рассмеялся.

– Диксон принес поднос для вас, милорд. Он сказал, что вам пора поесть, и он прав, – услышал Гривз раздавшийся из-за двери голос Маргарет. – Мило уже сидит за столом и кушает. К тому же он хочет показать вам какой-то рисунок.

– Спасибо, – поблагодарил Гай, рывком поднимаясь со стула.

Есть он особо не хотел, но понимал, что должен поддерживать силы, чтобы заботиться о Джоанне. Кроме того, он знал, что Маргарет хочет, чтобы он ушел хоть на какое-то время – надо было обмыть нижнюю часть тела Джоанны и поменять простыни, а делать это в присутствии хозяина служанки отказывались наотрез.

Они напоминали кур, сгоняющих петуха с насеста, а затем и выгоняющих из курятника, чтобы в своей компании почистить перышки и от души покудахтать. Успокоив себя этой мыслью, Гай кисло улыбнулся.

Интересно, что если бы Джоанна была его женой, действовали бы другие правила приличия – заботиться о ней было бы его обязанностью.

Вот же ирония судьбы. Когда Лидия во время их совместной жизни оставалась в постели по причине болезни, а случалось это весьма часто, Гривз с удовольствием перекладывал все обязанности по уходу за ней на слуг. Они, конечно, делали все что положено, но без особого энтузиазма. Самому ему и в голову не приходило принять в этом хоть какое-то участие. Даже в спальню к жене зайти лишний раз не очень хотелось.

Сейчас же Гай весь целиком был охвачен беспокойством о фактически чужой женщине, и единственным местом, в котором он хотел находиться, была комната, где она лежала. Слуги чуть ли не дрались за право что-нибудь сделать для Джоанны, а ему было обидно, когда его отстраняли от этих общих забот.

Войдя в комнату Майлза, Гривз увидел сына за столом, на котором лежал вставленный в рамку рисунок.

– Садись, папа, – сказал Майлз, указывая на стул возле себя. – Вот тот рисунок Джоджо, о котором я говорил. Мне кажется, ты на нем выглядишь отлично. – Он протянул отцу рисунок и вновь взял в руки ложку. – Рисовый пудинг, – сообщил он. – Мой любимый.

Гай осторожно взял рисунок, посмотрел на свое изображение и замер, даже дыхание на какое-то время сбилось.

Поражала не столько техника исполнения – лорда рисовали многие именитые художники, и даже не сходство. Дело, очевидно, было в таланте художника, точнее, художницы. У Джоанны, безусловно, был дар.