ДЖОН. Лучше я продолжу красивую речь! Все те непостижимые силы, что ты отдала в эти двадцать лет Хэлен, лишили тебя всего, кто же это может выдержать — двадцать лет на невиданной, нечеловеческой диете?! Ты слишком жесткий кусочек для усвоения, это не для моих зубов. Да и для чьих?! Господи, полчаса я провел с ребенком, которому так нужно, чтобы его попросту согрели, и что вышло?! Преступление века!

АННИ (кричит). Потому что это она, понимаешь ты или нет — она!

ДЖОН. Да, она! Она мне дала истинное ощущение нежности! Она! Не ты!

АННИ сидит, закрыв лицо руками. Плечи сотрясаются от рыданий. Она действительно сломлена… ДЖОН тихо подходит, пытается коснуться ее плеча, она уворачивается, бежит по лестнице. ДЖОН стоит молча. Входит ХЭЛЕН с кастрюлей в руках. ДЖОН угрюмо смотрит на нее. Словно полупьяно произносит негромко: «Если бы я столько ел, я бы стал лошадью…» Идет за АННИ, поднимается к ней в спальню, но она пуста. Возвращается ПИТ. Стоит у порога, смотрит на ХЭЛЕН. ДЖОН садится на кровать, закуривает. Он весьма несчастлив… Внизу ПИТ подходит к ХЭЛЕН, берет ее за руку.

ХЭЛЕН. О, вы вернулись!

ПИТ. После кровопролития.

ХЭЛЕН. Я действительно виновата! Все это я! Я! Плохая… Нехорошая…

ПИТ. Нет! Просто этот дом нехорош для вас.

ХЭЛЕН. Они любят меня!

ПИТ. Никто в этом доме не любит. Любите только вы.

ХЭЛЕН. А кто мог бы любить?

ПИТ. Кое-кто. Тот, кто здесь абсолютно от всего свободен.

ХЭЛЕН (после долгой паузы). Свободен? Это не то слово.

ПИТ. То. Учительница не сможет быть с тобой всегда. Я — смогу.

ХЭЛЕН. Мне страшно.

ПИТ обнимает ее за плечи, уводит. АННИ с полотенцем в руках входит в спальню.

ДЖОН. Тебе лучше?

АННИ (раздевается, садится напротив него). Ты действительно хочешь оставить меня?

ДЖОН. Я этого не говорил.

АННИ. У меня есть уши.

ДЖОН. В таком случае — послушай! Странный, неведомый мне колокол вдруг начинает звучать во мне, будто зовет к греху… Вот что такое было внизу сегодня… Но чаще он зовет к добру… К тебе… Все изменится, Анни…

АННИ. Изменятся? Как?

ДЖОН. Ты изменишься, я изменюсь…

АННИ. У нас есть на это время?

ДЖОН. Боже мой, конечно!

АННИ (после паузы). Тогда… у меня… вот какая идея. Если доктор Эд согласится… Господи, как же у меня тяжело на сердце! Что я делаю, господи?

ДЖОН. Что доктор Эд?

АННИ. Он с Идой предлагали мне…

ДЖОН. Что? Что предлагали?

АННИ. Я не могу так жить! Нельзя разрываться пополам, у меня нет сил!

ДЖОН. Так что же?

АННИ. Я хочу уйти… с тобой!

ДЖОН (удивленно). Оставить Хэлен?

АННИ. Ведь есть зимние круизы? Отправляются люди путешествовать зимой?

ДЖОН. Оставить Хэлен — это впрямь перемена из всех перемен…

АННИ. Лежать на солнечном берегу и плакать… Можно?

ДЖОН. Нет, я уже большой… Ты будешь плакать, а я…

АННИ (сразу). Иди ко мне;

ДЖОН. Никогда не мог подумать, что услышу подобное…

АННИ. Идиотство — когда я с Хэлен, я могу найти сотни, тысячи верных решений, а когда я с тобой, словно слепой котенок, я…

Он не дает ей договорить, целует ее.

У тебя хорошо получается… Люби меня… Не уходи от меня… Люби меня…

ДЖОН. Я только об этом и думаю. Я только это и делаю…

АННИ. Ты изменишься, я изменюсь… Будешь меня любить другой, изменившейся?

ДЖОН. Буду! Еще больше!

Гаснет свет.

Часть третья

Светает. Становится громче, потом стихает музыка. На полу видны мешки с письмами, посылками, две весьма приличные посылки на кушетке.

ХЭЛЕН в зимнем пальто проходит по комнате, наталкивается на кушетку. Садится — и точно на одну из посылок. Вскакивает, отшвыривает посылки на пол, сама — за ними, ничком на пол. ПИТ поспешно выходит из кухни.