— За здоровье дам! — шепнул Галунье на ушко Нивель. Шаверни собрал последние силы и попытался поднять свой бокал. Но вместительный сосуд выскользнул из его дрожащей руки, к великому неудовольствию Плюмажа.

— Битый туз! — пробурчал он. — Тех, кто разливает вино, нужно сажать в тюрьму!

— Еще разок! — решили сторонники Шаверни.

Горбун любезно предложил свой бокал, который тут же был наполнен. Но веки Шаверни задрожали, словно крылья бабочки, которую мальчишка приколол к стене булавкой. Это был конец.

Да ты ослабел, Шаверни! — воскликнул Ориоль.

— Шаверни, ты уже качаешься! Ты готов, Шаверни!

— Ура маленькому человечку! Да здравствует Эзоп Второй!

— Качать горбуна, качать!

Всеобщая суматоха сменилась вдруг тишиной. Друзья перестали поддерживать Шаверни. Он закачался в своем кресле, его ослабевшие руки тщетно искали какую-нибудь опору.

— Но меня не предупредили, что дом рухнет, — пробормотал маркиз, — он с виду такой прочный. Это нечестно!

— Шаверни проиграл!

— Он погиб! Уже не держится на ногах!

— Шаверни рухнул! Его больше нет!

Шаверни грохнулся под стол. Раздалось новое «ура!» Горбун с победным видом схватил бокал, который был налит для побежденного, и осушил его, стоя на столе. Он держался на ногах твердо, как скала. Зала едва не обрушилась от грома оваций.

— Что тут творится? — осведомился вошедший Гонзаго. Эзоп II проворно соскочил со стола.

— Вы сами мне его отдали, ваша светлость, — сказал он.

— Шаверни? А где же он? — спросил принц.

Носком башмака горбун притронулся к ногам потерявшего сознание Шаверни.

— Вот он.

Гонзаго нахмурился и проговорил:

— Мертвецки пьян! Это уж слишком. Он нам понадобится.

— Для обручения, ваша светлость? — осведомился горбун, с видом важного вельможи оправил жабо и, сунув шляпу под мышку, отвесил поклон.

— Да, для обручения, — подтвердил Гонзаго.

— Силы небесные, да какая разница! — непринужденно проговорил Эзоп II. — Один ушел, другой пришел. Какой я ни есть, ваша светлость, мне неплохо бы остепениться, и я готов оказать вам эту услугу.

Столь неожиданное предложение было встречено громким хохотом. Гонзаго внимательно посмотрел на горбуна, который стоял подле него, все еще держа в руке бокал.

— А тебе известно, что нужно сделать, чтобы его заменить? — осведомился Гонзаго, указывая на Шаверни.

— Конечно, известно, — ответствовал горбун.

— И ты чувствуешь себя в силах?.. — начал было принц. Эзоп II улыбнулся гордо и вместе с тем с какой-то жестокостью!

— Вы меня еще не знаете, ваша светлость, — проговорил он, — мне удавалось и не такое.

11. ЦВЕТЫ ПО-ИТАЛЬЯНСКИ

Сотрапезники снова уселись за стол и принялись пить.

— Удачная мысль! — говорил то один, то другой. — Женим горбуна вместо Шаверни.

— Так даже забавнее: из человечка выйдет превосходный муж.

— А представляете физиономию Шаверни, когда он проснется вдовцом?

Ориоль братался с Амаблем Галунье по приказу мадемуазель Нивель, взявшей робкого неофита под свое покровительство. Аристократические замашки канули в прошлое, и Плюмаж-младший выпивал со всеми подряд. Он сам, правда, не находил в этом ничего особенного и поэтому не возгордился. Как и повсюду, Плюмаж-младший держал себя здесь с достоинством, которое было выше всяких похвал.

— Повежливей, битый туз! — осадил он толстяка Ориоля, когда тот попытался перейти с ним на «ты».

Принц Гонзаго и горбун держались особняком от остальных. Принц продолжал внимательно всматриваться в маленького человечка и, казалось, хотел прочесть его тайные мысли, которые тот прятал под маской язвительности.

— Ваша светлость, — осведомился горбун, — какие вам нужны гарантии?

— Прежде я хочу знать, — ответил Гонзаго, — о чем ты сумел догадаться.

— Я ни о чем не догадывался, просто я был здесь. Я слышал притчу о персике, историю с букетом и панегирик Италии.

Гонзаго посмотрел на кучу плащей, на которую горбун указал пальцем.

— Верно, ты был здесь, — проговорил он. — А зачем ты разыграл всю эту комедию?

— Мне хотелось побольше разузнать и подумать. Шаверни вам не подходит.

— Ты прав, я всю жизнь испытывал к нему слабость.

— Слабость всегда неуместна, поскольку она рождает опасность. Шаверни сейчас спит, но он ведь проснется.

— Хотел разузнать! — пробормотал Гонзаго. — Но оставим Шаверни. Ты что-то там говорил насчет притчи о персике?

— Она была изящна, но для ваших трусов это уж слишком.

— А что с историей о букете цветов?

— Изящно, но опять-таки слишком сильно: они испугались.

— Об этих господах я не говорю, — сказал Гонзаго, — я знаю их получше твоего.

— А я хотел побольше разузнать, — в свой черед напомнил горбун.

Не сводя с него взгляда, Гонзаго улыбнулся.

— Отвечай на мой вопрос, — продолжал настаивать он.

— Мне нравится все, что идет из Италии, — сказал Эзоп II. — Я не слышал истории забавнее, чем анекдот о графе Каноцца в винограднике в Сполето, но этим господам я такого рассказывать не стал бы.

— Стало быть, ты считаешь себя много сильней их? — осведомился Гонзаго.

Эзоп II многозначительно улыбнулся и даже не соизволил ответить.

— Ну как, — спросил с другого конца стола Навайль, — о браке договорились?