Бегу. Черной улицы угорь
Ускальзывает из-под ног.
Я жизнь эту кину, как уголь,
В печи раскаленный садок.

Напился?! Сорвался?!.. — Отыди,

Святое Семейство мое!
Художник, я все перевидел!
Холсты я сушил, как белье!

Писал, что писать заставляли.

Хотел, что — велели хотеть…
Нас силою царской пытали,
А мы не смогли умереть!

Мы выжили — в зольных подвалах,

Меж драных эскизных бумаг.
Сикстинская нас целовала —
Со всех репродукций — впотьмах…

Мы днем малевали призывы!

А ночью, за древним вином,
Ссутулясь, мы знали: мы — живы
В убийственном царстве стальном!

Вот из мастерской я — на воздух,

Орущий, ревущий, — бегу!
Что там еле теплитесь, звезды?!
Я — паклю на лбу подожгу!

Обкручена лысина светом,

Гигантским горящим бинтом!
Не робот, не пешка, — комета!
Сейчас — не тогда, не потом!

Безумствуй, горящая пакля,

Трещи на морозе, пляши!
Голодную выжги мне память
И сытую дрему души!

Шарахайтесь, тени прохожих,

В сугробов ночную парчу!..
Не сливочным маслом — на коже
Краплаком
ожог залечу.

Юродивый и высоченный,

Не улицей затхлой промчу —
Холстом на мольберте Вселенной,
Похожий на Божью свечу!

В кармане тулупа — бутылка…

Затычку зубами сдеру —
И, пламя зачуя затылком —
Взахлеб — из горла — на ветру —

Все праздники, слезы и пьянки,

Жар тел в оснеженье мехов,
Все вопли метельной шарманки,
Все лязги горячих цехов,

Кумашные русла и реки

Плакатов, под коими жил,
Где юные наши калеки
У дедовых черных могил, —

Все льды, где прошел ледоколом,

Пески, что сжигали ступню!.. —
Всю жизнь, где на холоде — голым
Стоял, предаваясь Огню.

ЕЛЬ. НОВЫЙ ГОД. ЛЮДИ ВОКРУГ СТОЛА