0f38d74c480a4cc3f66ad4d0dc7c05fe

— Куда он? — удивился Хичоль, оторвавшись от такого увлекательного занятия, как присвоение Юно новых титулов (он уже стал рыцарем двуспальной кровати и сэром Кобелем).

— Ты вывел монаха из себя, развратник. — Юно скрестил руки на груди. — Должен признаться, я начинаю от него уставать. Мне всегда нравилось соблазнять невинных, но я еще не имел дела со служителями культа, и, насколько теперь могу судить, это — скучно.

— И чего, на меня перекинешься? — испугался Хичоль. — Нет уж. Герцог, Кюхён — фас! Апорт!

Юно схватил Хичоля за воротник футболки, но вместо попытки избить впился в его губы собственническим поцелуем.

— Ненавижу сравнения с псом, — пояснил оборотень, отстранившись от айдола.

— Твою ж мать, я поцеловался с Юно, — прошептал Хичоль, уставившись на герцога, словно на занесшего над ним нож маньяка-убийцу. — Какой… кретинский фансервис…

— Чего ты бормочешь? — нахмурился Юно.

«Нет, вот такой злой рожи у него не бывает, это точно не он, » — мысленно сказал себе Хичоль и, хитро улыбнувшись, поцеловал герцога в ответ. А зачем — кто ж его разберет. Из-за одной мстительной вампирской «шестерки» его жизнь и так катилась под откос, хуже стать не могло.

— Тут же люди! — только и воскликнул подбежавший к ним Джеджун, хлопая по плечам аристократа и певца, чтобы те вспомнили о правилах приличия.

— Все-таки плюнул на дерьмовые пейринги, — хмыкнул Чанмин, стоявший неподалеку. — Одиночество замучило, видимо.

Никто не садился в такси, потому что все ждали пару ЮСу, застрявшую в туалете. На борту самолета, уже после пересадки, майор пил апельсиновый сок; Джунсу додумался, воспользовавшись отсутствием постороннего соседа, провести ладонью по его бедру и добраться до области паха. Ючон от неожиданности уронил пластиковый стаканчик прямо на себя, естественно, пролив все содержимое на легкие белые брюки. Со стороны последствия «аварии» выглядели примерно так, словно майор не дождался своей очереди в общественный туалет. Поход в магазин перед вылетом результатов не дал — Ючону джинсы, подобранные Джунсу, не подошли. Пришлось ждать приземления, чтобы извлекать из багажа брюки без желтого пятна в смешном месте.

Кюхён ворвался в туалет, когда майор выходил из кабинки переодетым. Джунсу хихикал над ним, складываясь по полам.

— На тебя все так странно косились, когда мы к уборной мчались, — сказал он, пытаясь успокоиться. — Думали, ты и правда описался…

— Ты же сам виноват, — ответил Ючон, улыбаясь, но все равно шлепая Джунсу испачканными брюками по спине.

— Хорошо хоть сок был не томатный, — заметил Джунсу, снова начиная смеяться. — А то решили бы, что у тебя месячные…

Кюхён, не обращая внимания на этих двоих, включил холодную воду и засунул под нее всю голову. Джунсу перестал хохотать и застыл с широко открытыми глазами.

— Что происходит? — спросил он, склоняясь над монахом. Тот, подождав еще несколько секунд, выпрямился и провел рукой по мокрым волосам, не заботясь о том, что вода с них течет на его одежду.

— Ох, немного пришел в себя, — облегченно констатировал он. — Это — наваждение. Скажи, Джунсу, с тобой такое бывало?

— Такое-то? — Джунсу повертел пальцем у виска. — Да, бывало. По молодости баловался наркотой.

— Чем? — Кюхён явно не знал значения слова. Ючон, стоя за спиной художника, сделал вид, что курит «траву», а потом скосил глаза и улыбнулся, как умственно отсталый. — Ах, нет! Я не делал такого. Это все из-за сердца. Оно бьется быстрее, когда я вижу его, когда я слышу его голос… — Кюхён страдальчески прижал руки к груди и закрыл глаза. — Мне нельзя чувствовать такое. Нельзя! Но он так прекрасен, что я не могу противостоять соблазну…

— Пошли отсюда. — Джунсу схватил за одну руку Кюхёна, за другую — Ючона, и обоих поволок из туалета. — Я даже знать не хочу, ПО КОМУ ты страдаешь. Учитывая весь создавшийся кавардак, полагаю, что Чанмин тут ни при чем — тем более, что кузен так и льнет к нему…

Кюхён поднял глаза к потолку аэропорта и стал молиться своим богам, чтобы те помогли ему избавиться от греховного влечения. А предмет «темной страсти» тем временем, не реагируя на восклицания взволнованного Джеджуна, продолжал укреплять отношения между вампирами и оборотнями посредством страстного поцелуя. В его голове не было ни одной четко оформленной и законченной мысли, но все невнятные обрывки сводились примерно к следующему: «Что за херню я вытворяю?!» и «Была — не была!»