����� 1

Чувствовала, как успокаиваются сердце и дыхание, как ослабли руки и ноги после марафона в постели. Я вытянулась на животе, подминая под грудь подушку.

Горан лишь засмеялся, протянул руку к моему плечу и погладил кожу.

– Конечно, сегодня ты превзошла все мои ожидания, сразила наповал. Я восхищен! Но твоя наивность все еще с тобой. И это радует.

Я нетерпеливо дернула ногой под одеялом, задев его ногу. Мол, давай говори.

– Ты пожертвовала своей жизнью, чтобы сохранить мою. Это раз, – он загнул мизинец на вытянутой руке. – Ты не сбежала – два, – к мизинцу присоединился безымянный. – И после всего снова отозвалась на ласки. Значит, и раньше делила постель со мной по любви, а не ради воплощения плана. Это три, – средний палец тоже прижался к ладони.

– По любви?

– Неужели не поняла? – Горан поднес указательный палец к своим губам. Мол, тсс, только никому не говори, будет нашим секретом. – Ты меня любишь.

– Совсем с ума сошел?! – подскочила я. Но увидев, как он хищно смотрит на обнажившуюся грудь, снова приникла к мягкой подушке.

Смеется.

– Любишь. Не обманывай себя. Правда, я даже представить не берусь, что ты ко мне чувствуешь, кроме любви. Страх? Ненависть? Наверное, эти чувства так прочно переплелись с теплом в твоей душе, что ты не в состоянии их разделить.

– Я никогда не…

– Давай, я закончу, а потом ты выскажешься, если посчитаешь нужным, хорошо?

Я кивнула.

Он продолжил:

– Я тоже тебя люблю. Я тоже без тебя не могу. И мне страшно за тебя. Я не знаю, как и почему все произойдет. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь тебя от себя. Ну? По-прежнему меня ненавидишь?

– Я по-прежнему боюсь смерти и тебя. А в остальном… мне нечего возразить.

Внизу живота вновь разлилось тягуче-сладкое томление.

– Горан, я хочу продолжения, – без стеснения сообщила я. Почему-то я легко говорила с ним на пикантную тему.

– Эля, господь с тобой, у тебя же все должно болеть. Я не сдерживался. Болит же?

Я кивнула.

Он подумал несколько секунд – и его лицо озарила такая улыбка, такая… довольная, грешная, искушенная и искушающая.

– Думаю, есть немало способов доставить тебе удовольствие.

И он притянул меня к себе.

В тот день я испытала на себе все эти способы, забыв о своих бедах, хватаясь за простыни и выкрикивая Его имя.

***

Но уже к вечеру я билась в истерике. Реальность провала; понимание, что два с половиной месяца я потратила на подготовку единственного шанса, который спас бы меня; знание, что апрель, май и июнь пролетят, как один миг, настигли и раздавили.

Зачем? Для чего? Ради чего все?

Еще и дикое напряжение последних месяцев сказалось.

В общем, Горан еле успокоил и привел меня в чувство.

Потом я сидела за кухонным столом отрешенная, ко всему безучастная, смотрела в одну точку. Но последние силы потратила-таки на расспросы.

– Эля, клянусь, я не знаю, – уверял Горан. – Я с января бьюсь, пытаясь понять, что такого ты можешь сделать. Выходит, что ничего.

И добавил:

– Ты хочешь знать, как все случится?

Извечный вопрос. Хотите ли вы знать, как умрете? Хотите? А когда узнаете, что с вами будет? Жизнь превратится в паранойю?

Волна адреналина пронеслась по всему телу. Я выпрямилась, чувствуя, как напрягаются мышцы, как ускоряются биение сердца и ток крови.

Хочу? Или нет?

Мать всегда заявляла, что хотела бы знать свое будущее. И те, кто не хочет его знать, трусы и слабаки.

С точки зрения логики, если буду знать, даст ли мне это шанс выжить?

А с точки зрения эмоций, я и так на грани. Куда мне еще? Чтобы совсем добило?

– Это даст мне шанс выжить? – повторила я одну из своих мыслей Горану.

– Нет! – твердо ответил он.

– Тогда не хочу.

– Но тебе необходимо знать вот что. Я так не убиваю.

Я инстинктивно вцепилась в вилку на столе. Сжала в ладони, почувствовала холод металла. Надавила большим пальцем на зубчики.

– То есть? Ты разве не остановишь мне сердце?

– Нет. В том-то и загвоздка.

Я согнулась, опустив руки и голову на стол. Вытянула пальцы. Мне хотелось завизжать, но я лишь глухо пробурчала:

– Рассказывай, какие у тебя мысли и идеи. Я держусь. Пока держусь.

Горан начал издалека.

– Ты же догадываешься, чем я занимался до охоты на маньяков?

– Господи, да конечно! Работал на НКВД, потом на КГБ. Сердца политиков – они ведь такие слабые. А если убрать ключевого политика в нужной стране в подходящее время, влияние на этот регион можно усилить. Я права?

Лица некроманта в тот момент я не видела, но по легкости выдоха, по довольному «хмм» поняла, что попала если не в точку, то близко. Он явно ухмылялся.

– Ну, понятно, – продолжила я, не отлипая от стола. – А сменил сектор спецслужб только из-за гибели внучатого племянника? Ведь наверняка были еще причины.

– Ты не по годам умна, моя милая.

– Как показал сегодняшний день, жизнь мне это не спасет. Так что там случилось?

– Нельзя слишком долго жить. Заметят.

– Ах, точно! Как я сразу не сообразила.

– И потом, из таких мест не увольняются. Оттуда выносят ногами вперед.