10 гениев литературы

Первые месяцы изгнания Пушкин провел в неожиданно приятной обстановке; вот что пишет он своему младшему брату Льву: «приехав в Екатеринослав, я соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновению. Генерал Раевский, который ехал на Кавказ с сыном и двумя дочерьми, нашел меня в жидовской хате, в бреду, без лекаря, за кружкою обледенелого лимонада. Сын его (младший, Николай)… предложил мне путешествие к кавказским водам; лекарь, который с ними ехал, обещал меня в дороге не уморить. Инзов благословил меня на счастливый путь, я лег в коляску больной; через неделю вылечился. Два месяца жил я на Кавказе; воды мне были очень полезны и чрезвычайно помогли… С полуострова Тамани, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма. Морем приехали мы в Керчь… Из Керчи приехали мы в Кефу [Феодосию]… Отсюда морем отправились мы, мимо полуденных берегов Тавриды, в Юрзуф [Гурзуф], где находилось семейство Раевского. Ночью на корабле написал я элегию [ «Погасло дневное светило» – исследователи считают, что эта элегия ознаменовала начало нового периода в поэзии Пушкина. – Прим. авт.], которую тебе присылаю: отошли ее Гречу без подписи. … Корабль остановился в виду Юрзуфа. Там прожил я три недели. Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нем героя, славу русского войска; я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою, снисходительного попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель екатерининского века, памятник 12-го года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценит его высокие качества. Старший сын его [Александр, имевший сильное влияние на поэта. – Прим. авт.] будет более, нежели известен. Все его дочери – прелесть; старшая – женщина необыкновенная. Суди, был ли я счастлив; свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства, жизнь, которую я так люблю, и которой я никогда не наслаждался, счастливое полуденное небо, прелестный край…»

В Гурзуфе Пушкин пробыл до начала сентября, писал не дошедшее до нас сочинение «Замечания о донских и черноморских казаках» и начал работу над «Кавказским пленником». Здесь он открыл для себя двух новых поэтов – Шенье и Байрона, начал систематически изучать английский язык. В начале сентября Пушкин в обществе Раевских покинул Гурзуф. Они проехали через Алупку, Симеиз, Севастополь и Бахчисарай, затем направились в Симферополь.

Пребывание в Крыму, несмотря на краткость (всего несколько недель), сыграло огромную роль в жизни и поэзии Пушкина. Образ Крыма вошел в пушкинское представление о счастье. Петербург с его обидами и страстями оказался на время просто вычеркнутым – не случайно за все это время Пушкин не написал ни одного письма, в отличие от дошедших в большом числе писем из Кишинева и Одессы. Малый мир сузился до семьи Раевских, большой – расширился до панорамы Кавказа и Крыма.

В середине сентября Пушкин оставил Крым и направился в Кишинев, куда в это время перенес свою резиденцию Инзов. По дороге он навестил Каменку – имение матери Раевского в Киевской губернии и центр Южного общества. В Кишиневе Пушкин поселился в стоящем на отшибе доме генерала, в комнате на первом этаже, и остался в ней даже после землетрясения, когда здание было полуразрушено, и сам Инзов его покинул.

Пушкину попросту нравилось жить в развалинах. Это место с пустырем и виноградниками, окружавшими дом, гармонировало с романтическим представлением о себе как о «беглеце», живущем в «пустыне», как он называл шумный, перенаселенный Кишинев. Вообще, в сознании поэта ссылка неожиданно представилась как добровольное бегство из неволи, «каменного мешка» Санкт-Петербурга на волю. Пушкин предстал в образе добровольного изгнанника, и ссыльный в жизни, в стихах он:

Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края…

Пушкин пробыл в Кишиневе с 21 сентября 1820 года по 2 июля 1823-го. Поэт пользовался почти полной свободой, посещал самое разнообразное общество, охотно и много танцевал, ухаживал за дамами, участвовал в пирушках, играл в карты. Из-за карт и женщин у него было несколько «историй» и дуэлей; «в последних он держал себя с замечательным самообладанием, но в первых слишком резко и иногда буйно выказывал свое неуважение к кишиневскому обществу» (А. Кирпичников).

Несмотря на вольную жизнь, Пушкину не сиделось в Кишиневе, и генерал Инзов охотно отпускал его в отлучки. В конце 1822 года во избежание неприятных последствий очередной карточной истории Инзов услал поэта в командировку в Измаил. В степи Пушкин встретился с цыганским табором и бродил с ним некоторое время, позабыв о цели своей поездки (это «путешествие» нашло отражение в поэме «Цыганы»). Пушкин часто бывал также в имении Каменка вблизи Киева, в Тульчине, проезжал через Васильков[34].