10 лет на Востоке, или Записки русской в Афганистане

Дом был добротным и хорошо сделанным. На втором этаже находился просторный устланный коврами зал, по периметру которого были расставлены необыкновенно длинные, сделанные на заказ диваны, но ими мало кто пользовался – все сидели на коврах, облокачиваясь на бархатные подушки. Мое внимание привлек огромных размеров телевизор с очень тонким видеоплеером, таких в Москве я не видела. Я сбежала по лестницам вниз, посмотреть, что там. Внизу была кухня, с большими газовыми плитами. Один из охранников, повязав фартук поверх военной формы и засучив рукава, лихо помешивал шумовкой баранину, обжаривая ее в луке, рядом стоял тазик с замоченным длиннозерным желтоватым пакистанским рисом. Но я смотрела не на рис, а в угол кухни, где за двумя вениками стояли автоматы Калашникова. С улицы донеслись голоса, и я увидела, что в пластиковых кастрюлях – «бартанах» принесли какую-то еду. Думая, что это шашлык, я побежала обратно наверх, и сразу отпрянула назад, увидев их содержимое. «Это же «кале паче», – со смехом сказали мне, – баранья голова и ноги. Очень полезно для суставов». Но я категорически отказалась это пробовать. Сев поодаль, я искоса наблюдала, как они ели язык, глаза и выбивали мозг на ложки. «Вот дурдом, и я это должна буду тут есть?!» – с отвращением думала я. Но мне продолжали объяснять как ни в чем ни бывало: «Вот видишь язык. Женщинам мы его обычно не даем есть, так как у них и без этого языки длинные. Глаза надо есть одному человеку, так как если по одному глазу съедят два разных человека, то обязательно поссорятся…»

После такого «отвратительного» блюда мне все-таки повезло, так как в одной из кострюлек принесли мороженое ручного производства. Сбитые вручную сливки с ванилью и фисташковой крошкой, оказались такие вкусные, что я скоро забыла пережитый стресс, а затем мне дали целое блюдо джелалабадских желтых манго и веточек крошечных спелых бананов, от которых мое настроение окончательно пришло в норму. «Ничего…,– думала я, наворачивая спелые сладчайшие манго, – в принципе жить можно».

Только я после таких деликатесов прилегла отдохнуть, как снова надо куда-то ехать. «Расул Пахлаван послал за нами машину», – услышала я.

Расул Пахлаван.

Выйдя из дома на улицу, я снова удивилась, впервые в жизни увидев «мерседес». Вообще в Афганистане было странное ощущение, вроде страна бедная, но ни такой бытовой техники, ни таких машин в Москве мне не приходилось видеть. Черный сияющий на ярком солнце «мерседес» был не просто хорош, он был шикарен и принадлежал он другому узбекскому генералу, которого звали Расул Пахлаван. И если бы в тот солнечный мартовский день 1996 года, нам кто-нибудь бы сказал, что хозяину этой машины осталось жить четыре месяца, мы бы подумали, что этот человек сошел с ума.

А это действительно произойдет в июне 1996 года, когда Расула Пахлавана по непонятным причинам застрелит его же собственный телохранитель. Это известие застанет врасплох и испугает семью мужа. Лихорадочно собирая информацию, они поедут домой к Малеку, сводному брату Расула, для выражения соболезнований. По случайному совпадению меня тоже туда возьмут.

Когда мы пришли в дом Малека, нас отвели в женскую половину. Это была просторная комната с белеными стенами и матрасами на полу. Я привыкла к более современным и всегда по моде одетым родственницам мужа, поэтому, увидев жен и родственниц Малека, приняла их за служанок. Они были одеты как женщины из горных кишлаков. От общения с ними складывалось ощущение, что они забиты и запуганы своим мужем.

На тот момент я плохо понимала язык, хотя они особо и не разговаривали. Вдруг неожиданно распахнулась дверь, и в женскую половину, где находились все мы, зашел сам Малек, тем самым нарушая афганские обычаи, запрещающие чужому мужчине находиться в одном помещении с чужой женщиной. Он несколько раз проходил мимо нас, в соседний зал, что-то указывал. Он был такого же высокого роста, как его убитый брат, но гораздо полнее. На нем был светлый «пирантумбан» и жилет.

Я обратила внимание, что Малек как-то ненормально перевозбужден, весь дерганый и вообще какой-то неадекватный. Он быстро ходил, громко что-то приказывал, и так необщительные жены при его появлении вообще впали в ступор.

Нас позвали на выход, и мы сели в машины. Впервые я видела по-настоящему злыми уже своих родственников. Они были просто в бешенстве от выходки Малека, зашедшего в женский зал, где сидели женщины семьи Надери. Самое интересное, что они окажутся абсолютно правыми, и этот поход Малека в женский зал будет иметь опасные последствия. Если бы через некоторое время я бы узнала, что Малека кто-то грохнул, то точно подумала бы на своих родственников, но Малек жив и поныне.