10 лет на Востоке, или Записки русской в Афганистане

Что касается гибели Расула Пахлавана, то Надери хранили молчание. Фактом было то, что они симпатизировали Расулу Пахлавану. Фактом было и то, что для Дустума это был очень серьезный конкурент, который заигрывал с Надери, пытаясь переманить их на свою сторону. А все хорошо помнили ситуацию с Наджибуллой, когда в той перетасовке сил, именно Надери стали последней каплей, давшей перевес сил в пользу моджахедов. Но, с другой стороны, принимая во внимание крайне негативные личностные характеристики Малека, как человека беспринципного и коварного, версия убийства им самим собственного брата по указке пакистанской разведки с целью самоличного захвата Балха и Фарьяба, также имеет право на существование. К тому же, принимая во внимание факт, что оба брата были рождены от разных матерей, то старые обиды и борьба матерей за внимание отца посредством сыновей, тоже могла остаться в его памяти, ибо эти люди никогда и ничего не забывают. Говоря простым языком, оба брата были земным воплощением «зверя», именно о таких узбеках хазарейцы говорили «жестокость таджика равнозначна милости узбека».

Но все это будет в будущем, а на тот момент, я с довольным видом сидела в огромном, сделанном на заказ «мерседесе» Расула Пахлавана, и мне было абсолютно все равно, кто он такой. Я думала лишь о том, что никто и ни за что на свете не поверит, что я каталась на такой шикарной машине.

Через четыре месяца, когда вся семья Надери полушепотом обсуждала загадочную гибель этого узбекского генерала, я впервые увидела фотографию Расула Пахлавана в черной рамке. Породистое и беспощадное лицо, прямой нос, зеленые глаза, по сравнению с невзрачным Дустумом он выглядел гораздо эффектней. Я уже слышала жуткие истории о его страшном нраве, когда однажды он летел на вертолете вместе с одной из своих жен, и его новорожденный сын беспрестанно плакал. Расул Пахлаван несколько раз приказал жене «заткнуть своего щенка», но ребенок не умолкал. И тогда он схватил младенца за ногу, открыл люк вертолета и выкинул его за борт.

Мне рассказывали и другую историю о его зверином характере, когда после побега одной из его жен с молодым афганским певцом в Узбекистан, он преследовал их. Беглецам удалось выбраться из Афганистана и добраться до Ташкента, но, как я поняла, узбекские власти проявили жестокость и, прекрасно понимая, на что обрекают несчастную молодую пару, выдали их обоих Расулу Пахлавану, который повесил их на цепи и резал на куски на глазах друг у друга. Поистине то был не человек, а дьявол, как и его милый братик.

Пули- Хумри.

Пули-Хумри оказался небольшим городком по дороге в Кабул. Это административный центр провинции Баглан, где старший брат мужа занимал должность губернатора провинции, а Саид – командира гарнизона, выполнявшего функцию местной полиции. Меня привезли в длинный одноэтажный дом, построенный в форме большого квадрата с двориком посередине. Дом состоял из зала для гостей, спальной комнаты, детской, просторной кухни и отдельного помещения для прислуги и охраны рядом с входными воротами. В доме работало несколько девушек, няня, два повара, управляющий и охрана. Каждый день приходило несколько десятков человек по разным вопросам, в основном с различного рода заявлениями, которые разбирал муж. Всех посетителей следовало накормить. Повара готовили и на сжиженном газу в баллонах, и на дровах, разжигая огонь под большими казанами. Куриц привозили неочищенными, и повара быстро окунали куриные тушки в кипяток, от чего перья легко чистились. Еда была натуральная, от которой я совершенно отвыкла в Москве. Большие жестяные десятилитровые коробы пищевого жира также были неплохого качества. Рис использовали длиннозерный пакистанский, при замачивании каждая рисинка увеличивалась в размерах в несколько раз, а плов становился рассыпчатым и ароматным. Готовили много разновидностей плова: «кабули» – с нашинкованной сверху морковью и кишмишем, «изумрудный плов» – рис, проваренный на зеленоватой воде от шпината, «апельсиновый плов», когда вместо моркови нарезали тонкой соломкой сухие апельсиновые корки. Из круглого узбекского риса готовили кашу вперемешку с вареной репой и картошкой, а также сладкую желтую рисовую кашу. Подлив к плову было также великое множество, начиная от фрикаделек, кончая подливками со шпинатом и даже из бараньего мозга. Еда была настолько вкусной, что для гурмана, пожалуй, это был настоящий рай. Накрывали обычно на улице, на веранде, устланной циновками. Хозяева ели отдельно.

По утрам я просыпалась, чувствуя, что на меня кто-то смотрит. Это были женщины- хазарейки, которые приходили рано утром и просто заходили в мою комнату. Они пешком проделывали долгий путь из горных кишлаков, и их внимание было безобидным, поэтому я быстро привыкла к их присутствию и спокойно занималась своими делами, а они сидели и смотрели, иногда что-то спрашивали.