10 лет на Востоке, или Записки русской в Афганистане

С мужчинами встречался доктор Абдулла, врач Масуда, ставший впоследствии начальником управления здравоохранения, затем министром иностранных дел и Премьер – министром Афганистана. Он был среднего роста, приятной внешности, красиво одет, этакий франт с хорошим одеколоном, красноречив, будучи таджиком, хорошо говорил на пушту, владел английским. Бесспорно, доктор Абдулла являл собой личность харизматичную, так как при общении умел не просто расположить к себе человека и внушить доверие, но и подвергнуть собеседника нужному ему влиянию. Со стороны я наблюдала, как он общался с людьми, это действительно напоминало прием врача, когда доктор участливо и внимательно до конца выслушивает проблему пациента, а потом ставит диагноз и выписывает рецепт от мучающего недуга. Умение спокойно, терпеливо и до конца выслушивать собеседника, не перебивая, не вставляя реплик, удивило меня в этом панджшерце, так как это довольно редкое явление в афганской среде. При этом сам он оставался непроницаемым и никогда не выходил из себя, хотя чувствовалось, что это спокойствие наносное. Его выдавали глаза, которые то прищуривались, то становились отстраненными и холодными, когда собеседник его раздражал, и тогда легко верилось в то, что он способен с таким же спокойствием устранить ненужных ему конкурентов.

Уходя, я не удержалась, чтобы не задать одной из жительниц долины каверзного вопроса: «А что теперь, когда с нами нет глубокопочитаемого Ахмад Шаха, будут ли панджшерцы противостоять иностранному влиянию?» «История Панджшера и его народа говорят сами за себя и не нуждаются в моих комментариях», – ответила она мне.

На обратном пути все ехали молча, погруженные в свои мысли. Я попала в машину свекра, и осторожно косилась на него, сидящего рядом со мной на заднем сиденье просторного бежевого салона огромного белого джипа. Когда он отворачивался, я опускала вниз потолочные мониторы и нажимала все кнопки подряд, что меня очень развлекало.

Хан Ага Сахиб, так называли его все, действительно выглядел очень величественно: дорогое черное пальто из тончайшего кашемира, красивый с вышитым воротом национальный костюм темного цвета, золотые перстни с бриллиантами солидных размеров, золотые часы, в руках четки из полудрагоценных камней. Он перебирал четки пальцами, а губы беззвучно шептали редко прерываемую молитву исмаилитов: «Йа Али, маула Али, Йа Али мадад», то есть «О Али, наш Господин Али, помоги нам!»

Все мы знали, что он молится каждую ночь и спит лишь по 3-4 часа ночью и несколько часов в обед. Исмаилиты утверждали, что молитва их «пира», то есть «суфийского святого», а его почитали именно в таком качестве, способна и спасти жизнь человеку и отнять ее у него. И теперь этот очень непростой человек находился в одной машине со мной, и я видела, что он о чем-то сосредоточенно думает. Мне казалось, что это связано с его длительной беседой с доктором Абдуллой, но кто мог проникнуть в его мысли?

Увольнение муллы.

По возвращении из Панджшера, я снова окунулась в работу. Каждое утро в 5 утра звенел будильник, и я с телохранителями выезжала в офис.

Однажды, когда мы ехали как обычно в машине, то навстречу нам выехала колонна американских бронеавтомобилей «Хамви». Они выглядели очень эффектно: цвета хаки и песка, широкие и будто расплющенные, с башнями, внутри которых стояли пулеметчики. Я ахнула от удивления, когда со всех сторон мимо нас стали проезжать такие невиданные машины, рука сама потянулась за фотоаппаратом, чтобы сфотографировать хоть пару из них. Так как мой джип был высоким, то мое сиденье находилось практически наравне с пулеметчиками. И я, дождавшись, когда мимо стала проезжать очередная «Хамви», прислонила фотоаппарат к стеклу. Вдруг солнце дало отблеск в объективе фотоаппарата. Что тут было! Американский пулеметчик молниеносно отреагировал на отблеск в машине, очевидно, приняв за блеск прицела, и через считанную долю секунды прямо мне в лоб было направлено дуло пулемета. Я охнула и уронила фотоаппарат на пол. Американец увидел мое перепуганное лицо, понял, что это был фотоаппарат. На мгновение наши глаза встретились, и я воочию увидела в них смерть, страшный холодный взгляд убийцы. Его палец лежал на спусковом крючке, и он, не шелохнувшись, проезжал мимо нашей машины. «Замри и не двигайся…» – шептал мне телохранитель. Он и водитель сидели почти не дыша, понимая, что любое движение принесет смерть всем нам. Когда машина проехала, согласно субординации они не могли на меня орать, хотя было видно, что им очень этого хочется. Меня прошиб холодный пот, а они отобрали мой фотоаппарат.