100 лекций: русская литература ХХ век

Во главе исконно русских драматургов находился Анатолий Софронов, создатель чудовищных комедий и вопиющих мелодрам, впоследствии автор знаменитой «Стряпухи». Несчастная Тарасова мучилась в главной роли в его пьесе «Сердце не камень». В общем, драматургией Софронова в это время завалены все столичные и не только столичные театры. Я думаю, что сегодня драматургия Софронова даже по нынешним меркам показалась бы недостоверно бездарной, но на фоне Сурова Софронов еще вполне себе Шекспир.

Когда начался погром театральных критиков, а потом и драматургов и писателей, в это самое время Анатолий Суров, обычный функционер от искусства, очень быстро сообразил, что если припахать театральных критиков писать за себя пьесы, можно им добыть скромный заработок, а себе небольшое литературное имя. Припахав их, он уже за свою первую пьесу «Зеленая улица» получил Сталинскую премию, а уж «Рассвет над Москвой» обеспечил ему всенародное признание. Не было в России крупного театра, через который так или иначе эта драматургическая поделка не прошла бы.

Второй аспект нашего интереса к личности Сурова ― это то, что именно он стал прототипом драматурга в знаменитой повести Трифонова «Долгое прощание». Повесть Трифонова «Долгое прощание», о которой мы будем в свой час говорить, когда у нас речь дойдет до Трифонова, наверно, самая яркая в так называемом цикле московских повестей. Она интересна тем, что с невероятной точностью и с какой-то, я бы сказал, дрожью глубокого личного ужаса она передает дух эпохи 1952–1953 года, ощущение, что еще чуть-чуть ― и страна вступит на самоубийственную грань. Стремительно идет нарастание абсурда, деградация во всех сферах жизни достигла небывалых высот. В тридцатые годы, когда был цел еще хоть какой-то интеллектуальный потенциал, такое даже не мерещилось никому.

Главный персонаж этой повести, Ребров, все время содрогается от новых глубин падения. Как раз одним из показателей этого падения является постановка чудовищной лоялистской сталинистской пьесы, в которой играет главная героиня Леля. Создатель этой пьесы ― ее любовник, такой простоватый, сильно пьющий, абсолютно ни к чему не способный человек, который использует чужой рабский труд. Главным прототипом этого драматурга как раз был Анатолий Суров.

Конечно, в силу гуманистической природы своего дарования Трифонов и этого драматурга сделал хоть в какой-то степени несчастным человеком. Он как-то и ему подыскал, что ли, причину быть плохим. Он катает свои чудовищные фальшивки именно потому, что у него больной ребенок, который страдает слабоумием и все время неутомимо чеканит мячик, и стук этого мячика все время раздается за стеной, как грозные шаги судьбы. Этот ребенок частично его оправдывает.

Но ситуация в том, что никакого больного ребенка у Сурова не было и своей мерзкой халтурой он занимался исключительно потому, что самоутверждался в качестве писателя. Он понимал, что таланта ему не дано, а писателем быть ему очень хотелось.

И третий параметр, по которому Суров интересен. Даже на фоне борцов с космополитизмом, драматургов тогдашней эпохи и сталинских холуев он отличается какой-то феноменальной аморальностью, какой-то отвратительностью, которая поистине не имеет себе равных. Софронов не только Шекспир на его фоне, но и, пожалуй, гуманист.

Именно Суров, выступая в разгромленном Московском университете, откуда всем сколько-нибудь серьезным ученым пришлось уйти, возлагая руки на кафедру, сказал: «Я с отвращением ложу свои руки на эту кафедру, которой касались космополиты». «С отвращением ложу» ― в этом он весь. Правда, несколько учебных заведений борются за честь быть пристанищем Сурова. Где конкретно он произнес этот монолог, я точно сказать не могу: в университете ли или в каком-либо из театральных училищ, не знаю. Но факт этот сохранился и попал во все тогдашние мемуары.

Я не говорю уже о том, что Суров был, помимо всего прочего, алкоголиком, абсолютно растленным типом, напившись, он всегда дрался. В общем, в литературе его имя осталось не благодаря его драматургическим сочинениям, а благодаря эпиграмме в виде сонета, совместному произведению Твардовского и Казакевича. Немногие сейчас помнят, что Эммануил Казакевич был вообще-то по первому призванию поэтом, большинство стихов писал на идише, но неплохо и на русском. Они с Твардовским сочинили эпиграмму: «Суровый Суров не любил евреев и там, где мог, их всюду обижал, за что его поругивал Фадеев, который так же их не обожал» и так далее.