Читаем 100 лекций: русская литература ХХ век полностью

А может ли победитель спать с представителем побежденного народа? Ну, вероятно, может, потому что это какой-то своего рода акт реабилитации. Потому что это самое человечное, что с ними можно сделать. Так там представляют любовь. Там есть ужасно трогательная сцена, она и смешная по-своему, и трогательная, когда один из офицеров комендатуры ставит вопрос о семейной жизни победителей. К кому-то приехала жена из офицеров, к кому-то приехала семья, кто-то выписал ее себе. А к кому-то нет, и надо искать невест среди побежденного класса, среди побежденного народа. Вот как к этому относиться? И то, как эти люди неумело обсуждают эту проблему, это ужасно трогательно на самом деле.

Мне многие, конечно, будут возражать, и говорить, да, а вот как же все истории о массовых изнасилованиях? Давайте все-таки, на самом деле, еще раз не преувеличивать эту склизкую тему. Давайте подумаем скорее о тех победителях, они более достойны рассмотрения, которые умели относиться к немцам по-человечески.

Вот я бы не смог, честно вам скажу, видя то, что творили немцы на оккупированных территориях, вот я до сих пор не воспринимаю немцев как равных европейцев. Для меня это раковая опухоль на теле Европы, до сих пор. Мне страшно это говорить, но что поделать, надо признаваться в каких-то объективных вещах. Я не могу после фашизма к немцам относиться, как будто этого не было. Никакие покаяния эту проблему не снимут, я знаю, что там врожденный вывих, и этот вывих, он до сих пор в любой момент готов. Посмотрите, неонацизм немецкий с какой радостью всегда поднимается.

А вот Казакевич умудряется каким-то образом смотреть на немцев без этого. Наверное, такое удается только людям очень большой и очень храброй души, только очень хорошим солдатам, для которых враг это только солдат, а к мирному населению они умеют относиться сострадательно. И вот если для меня, скажем, немецкие коммунисты — это в огромной степени плохая альтернатива фашизму, потому что они с ним в общем не справились, то для Казакевича они настоящие герои, он бесконечно ими умиляется.

Есть еще один важный аспект этой темы, и это очень прослеживается в «Доме на площади». Это страшная мысль о том, что люди отучились от мирной жизни, и ничего, кроме войны, не умеют, и возвращение к миру будет для них тяжело. Об этом довольно много написано в советской литературе, но почти забыто. Именно за это пострадал Платонов со своим рассказом «Возвращение, или семья Иванова». Именно после этого надолго перестал писать Некрасов, потому что эта тема на самом деле та тема, которая так точно сформулирована у Бродского: «Смело входил в чужие столицы, Но возвращался в страхе в свою». Это страшная тема на самом деле. И невозможно вернуться, понимаете.

Вот эта невозможность возвращения, потому что возвращаешься к другим, и к прежнему не готов, вот об этом Пастернак начал писать «Зарево», но не дописал, потому что мы либо боги, либо плесень, вот там у него сказано, а плесенью никто не может становиться. Это нагибание богов войны, это превращение героев опять в советскую массу, это в «Доме на площади» с поразительной точностью воспроизведено.

И уже за это стоит читать эту книгу, но еще, конечно, потому, что в ней есть счастливый, добрый, светлый дух победы. Дух, когда победитель добр и прощает, когда его счастье таково, что он верит — никогда уже ничего не будет плохо. А на самом деле плохо будет очень скоро опять, и холодная война начнется, и горячей войной будут пугать, и унижений будет без счета, и после оттепели будет застой.

Но тогда все еще безумно счастливы, и вот это счастье унтертоном проходит через всю книгу, поэтому читать ее такое наслаждение. Кстати, интересно, что «Дом на площади» и «Дом на набережной» — это две главные советской витальности. «Дом на площади» это дом в центре, Россия сейчас в центре мира. А «Дом на набережной» — это Россия на грани, на границе. Если честно, то в 1972-1974, когда Трифонов это пишет, уже на грани исчезновения, уже на той границе, за которой начинается, как называется его следующая повесть, «Другая жизнь».

Ну, а мы с вами встретимся через неделю, в 1957 году, поговорим о «Битве в пути».

1957 - Галина Николаева — «Битва в пути»

(26.11.2016)

Добрый вечер, дорогие друзья. Мы поговорим сегодня о главном романе 1957 года, о книге Галины Николаевой «Битва в пути». Долгое время этот роман упоминался в одном ряду с произведениями классического соцреализма. Хорошо помню пародию Владимира Новикова, где в числе источников вдохновения российских постмодернистов перечислялись жатва, клятва и битва.

Ну, «Клятва», это понятное дело, плохой фильм Чиаурели. «Жатва» — неплохой роман Николаевой, который получил Сталинскую премию, в этом романе впервые было сказано, что колхозники за доброе слово на многое готовы, но ты хоть скажи им это доброе слово. По нему, кстати, по этому роману, снял Пудовкин свою последнюю картину «Возвращение Василия Бортникова».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное