100 лекций: русская литература ХХ век

Бахирев очень наблюдательный, он тихо высматривает на заводе нарушения технологического цикла, и пока не докопается до правды, он о них не говорит. А потом он предъявляет свои тихие, деловитые, абсолютно не героические расчеты. И выясняется, что весь героизм Вальгана, все его глупости, весь его постоянный пупочный надрыв, все это зря. Потому что это делается без элементарного понимания техники безопасности, простейших технологических процессов, песку подмешивается там страшно много или каких-то еще ненужных примесей. В общем, когда он просто ходит и смотрит этот брак, подробно его анализируя, ему становится все ясно, но никому из рабочих дела до этого нет, потому что при Вальгане они герои, а при Бахиреве они винтики. И они его не любят.

Конечно, в этом романе, достаточно массивном романе, торжествует вроде как добро. Но дело в том, что Николаева же собиралась писать вторую часть, второй том, который должен был называться «Генеральный директор». И вот там, в этой второй части, Бахирев занимал место Вальгана и терпел полное поражение по всем фронтам. Его никто не поддерживал, его не уважали наверху, у него не было сильной руки в Москве. Ну странная какая-то история, на самом деле. Но к счастью, Николаеву от этого подвига отговорили. Отговорили отчасти потому, что роман, имевший огромный успех у читателя, в критике удостоился полного разгрома, по двум причинам.

Первая причина — это общая действительно профессиональная обида на то, что человек сказал неудобную правду. Неудобность же этой правды заключается в том, что уважать себя мы способны только в условиях крайности, а нормальная рутинная работа нам омерзительна.

Вторая причина сложнее. Николаева действительно не самый сильный писатель своего времени, прямо скажем, не Олеша, не стилист, но она сказала ту правду, которую надо было сказать. Так будем благодарны и за то, что есть.

К сожалению, подавляющее большинство литературных критиков, современников отнеслись к ее попытке достаточно снобски. Тут надо немножко рассказать о том, что Николаева вообще за писатель. Начинала она со стихов, как подавляющее большинство прозаиков. Стихов, кстати, неплохих. Она работала медсестрой, потом врачом-фельдшером, потом врачом военным. Потом из-за того, что после контузии она стала глохнуть, оглохла она, кстати, давно, у нее было заболевание ушного нерва, она в 1944 году демобилизовалась. Стала писать очерки. Обратил на нее внимание, как ни странно, Вишневский. Недавно в очень хорошей книжке Марка Кушнира об Эйзенштейне, там впервые описан этот парадокс.

Вишневский был очень плохим писателем. Кроме «Оптимистической трагедии», совершенно символистской пьесы, он ничего хорошего не написал. Но он обладал вкусом безупречным. Ну в частности, он любил модернистов, любил Джойса, неожиданно. Любил, даже читал Пруста. Он серьезно относился к Пастернаку, любил его, ценил. Именно Вишневский напечатал стихи из романа и впервые анонсировал роман «Доктор Живаго», это произошло еще в 1954 году, когда еще совершенно было непонятно, о чем роман, и куда вывезет вся эта оттепельная кривая. И он многих хороших людей парадоксальным образом поддерживал, вкусом он обладал.

И вот по стихам, и особенно по рассказам первым Николаевой, он увидел, что она потенциально серьезный писатель. Он начал ей давать командировки от журнала. Она стала ездить, сначала на заводы, писала о послевоенном восстановлении, потом, по собственной инициативе, абсолютно не зная сельского хозяйства, она ростовчанка, городская, из медицинской семьи, никогда не имела никакого отношения к сельскому хозяйству, но она поняла, что там происходит что-то главное, поехала туда.

И «Жатва» была написана на личном опыте, вот весь этот роман о нищей колхозной деревне. Она придумала интригу, естественно, мелодраматическую, потому что в чистой такой социальщине тогда упражняться было небезопасно. Там история человека, который возвращается, бывшего председателя колхоза, который считался убитым, у него жена за это время вышла замуж, и тут он вернулся живой. И вот как он будет уживаться с ней, с ее новой семьей. Отсюда и «Возвращение Василия Бортникова».

Но в этом мелодраматическом романе высказаны поразительной точности вещи — и о нищете, и о привычном страхе, и о том, что принятие решений, партийное и некомпетентное, абсолютно отучило людей думать самостоятельно. Это очень сильная книга, хотя сейчас ее вряд ли кто-то будет перечитывать.

А потом вот она поняла, что главная проблема эпохи — это смена руководителей, смена одного типа на другой, смена фанатика на технократа. И попыталась этого технократа описать. И пришла к тому выводу парадоксальному, что массы его никогда не поддержат, потому что массе нужна положительная идентификация, ей нужен подвиг, нужно, чтобы было о чем вспоминать. А просто, скучно, изо дня в день делать свое дело мы не можем, не хотим, нам это не нужно, пусть это делает проклятая Америка.