100 лекций: русская литература ХХ век

Это время женщин, деловых, сильных, серьезных, ну таких, как Токарева. Токарева ведь, собственно говоря, типичная селфмейд-вумен. Она писала очень много и с очень ранних лет, просто она печататься начала, когда ей было уже «во второй половине своих двадцатых». Она довольно поздно дебютировала.

Кстати, по основному образованию, может, кто-нибудь знает, кто она вообще? Кто знает профессию Виктории Токаревой? Я люблю иногда спросить зал, чтобы он не заснул. Вы правильно мне показываете, да, но не пианистка, а преподаватель музыкальной школы. Как она сама говорит, «Экспромт-фантазию я могу сыграть и сейчас, но, как и тогда, плохо».

Это действительно, она пианист. Известно, что когда ей в составе довольно большой делегации женской русской прозы случилось ездить по Германии и вообще по Европе, там все прозаики ― а прозаики вообще всегда ссорятся, а уж женщины постоянно! ― находились в состоянии непрерывной такой нервной взвинченности. И когда эта взвинченность прорывалась очередным конфликтом, Токарева кидалась к роялю и начинала оглушительно громко играть, чтобы таким образом всех отвлечь, как такой Гефест, ходящий вокруг пира и потешающий всех своей хромотой.

Действительно, она хорошо играет, я, кстати, слышал. Она писала лет, наверно, с пятнадцати параллельно с музыкальными занятиями, написала чемодан прозы и этот чемодан в тридцать лет торжественно сожгла, чтобы никто не узнал её ранних опусов. Она пришла с удивительно набитой рукой, с профессиональным, крепким, уже сложившимся стилем.

И вот удивительным образом всё, что на поверхности в прозе, например, Петрушевской, надрыв, истерика, болезни, трагедия, боговопрошание, попытка богооправдания, мучительные детали быта ― всё это у Токаревой действительно спрятано в супе. Вся проза ― это пар над супом, очень многое загнано в подтекст. Проза Токаревой, пожалуй, точнее всего соответствует определению Искандера: «Юмор ― это след, который оставил человек, заглянувший в бездну и отползающий от нее». Токарева заглянула в бездну и теперь от нее отползает.

Кстати говоря, в повести «Ничего особенного», которая и дала заглавие этой её третьей книжке и, собственно говоря, дала ей статус крупного прозаика, как раз довольно много особенного происходит. Это повесть о том, как женщина, вот эта Марго, Маргарита Полуднева несколько раз чуть не погибла, а в результате осталась без любви, без смысла, без всего.

Мрачная довольно история, очередная история, очень характерная для 1983 года ― о доброй и сильной женщине и талантливом, но слабом мужчине. Тогда же появилась повесть Токаревой, скажем, «Между небом и землей» про то же самое. Все эти мужчины, зависшие между небом и землей, и эти женщины, которые ходят по земле, как бы летая, вот эти женщины ангелические совершенно ― это нормальная коллизия для 1983 года, потому что это время сильных женщин и слабых мужчин.

А как Токарева пишет! Я специально подобрал наиболее наглядный фрагмент из её прозы. Это об очень горестных вещах, об очень тяжелых, но это, во-первых, смешно, а во-вторых, когда это больно, то это не педалируется. Одного абзаца Токаревой всегда достаточно, чтобы понять, но как это сделано ― вот это уже задача для серьезного филолога.

«Оксане было тогда девять лет». Оксана ― это дочь главного героя от нелюбимой жены. «Её отправили на лето в лагерь. У неё развился синдром «отрыва от дома». Она тосковала, мало ела, много плакала, но девать её было некуда. Приходилось часто навещать.

Однажды Корольков приехал в будний день. Дежурная у ворот девочка спросила:

― Вы Оксанин папа?

Он удивился:

― А ты откуда знаешь?

― Вы похожи,― сказала девочка и побежала за Оксаной, крича на ходу: ― Королькова! К тебе приехали!

Появилась Оксана. Подошла довольно сдержанно, хотя вся светилась изнутри. Корольков смотрел, как она подходила, и видел, что она похожа на жену, но это не мешало любить её.

― Ну как ты тут?― спросил он.

― Ничего, только ласки не хватает.