Там, значит, горят склады, горит эта вся деревня, и удивительное дело, что из продовольственного склада еду какую-то спасает только этот Иван Петрович, вместе со сторожем. А все спасают водку. И спасая эту водку, передавая бутылки по цепочке, умудряются еще и перепиться. Это так называемые архаровцы, которые приехали на сезонную работу, валить лес, земля для них чужая и они ее не любят. Вот водку они спасают, а сахар и муку спасает один человек. В результате ему что-то удается спасти, но в принципе большая часть и леса, и складов, и деревни выгорела, все пожрал пожар.
Там есть как бы герой в лучших классицистских традициях, противопоставленный этому пожару, его фамилия Водников, начальник. Это какая-то вода, охлаждающая этот огонь. Но у него ничего не получается, ему ничего не удается, он даже не может никого удержать от грабежа. Там, кстати, для того, чтобы достать инвентарь и начать тушить этот пожар, должна кладовщица открыть свой склад инвентаря. А она не открывает. Почему? А она боится начальства, потому что «а вы все тут разграбите, а с меня спросят». Вот что у него сгорит, человек не боится, а что с него спросят недостающую бумажку, он боится. И это психологически невероятно точно, и невероятно точны портреты всех этих людей.
Тогда я помню, у нас, это был уже 1986 год, был целый симпозиум по современной прозе, и я, от журфака, тогда второкурсник, поехал на него в Новосибирск от нашего научного студенческого общества. И вот там был, я помню, тогда эти вещи всех волновали, была жесточайшая дискуссия студенческая: вот такой герой, как у Распутина, он может быть назван героем нашего времени или нет. И вот я помню, что дискуссию эту разрешила местная преподавательница, я сейчас, к сожалению, не помню ее фамилии, замечательная, доктор наук, довольно известная женщина, которая сказала: «Вы напрасно ждете от Распутина, что у него будет герой-борец, герой Распутина — страдалец».
И вот я понял, как это точно, потому что Распутин, он действительно, не описывает борцов, он описывает людей, героически несущих свой крест. Вот этот Иван Петрович, он не может остановить пожара. Он страстотерпец, и настоящая Россия, по Распутину, из таких и состоит. Если человек умеет что-то организовать, это для него всегда подозрительно, а вот если он умеет терпеть и страдать, это, по Распутину, русская душа.
Кстати, финал этой повести, «Пожара», он тоже довольно амбивалентен, когда герой после пожара, все почти выгорело, идет в весенний лес и там молчит, то ли принимая, то ли отвергая его, земля. Помните, как Штирлиц сидит в весеннем лесу, вообще в весеннем лесу русские писатели любят заканчивать свои сочинения, потому что это серьезная эмоциональная точка,«Белый Бим» так же заканчивается. Но вот здесь этот весенний лес превращается в очень важную метафору, это земля, которая то ли оживет, то ли не оживет. Она может уже и не ожить. Очень может быть, что пожар, разгулявшийся по России, и водохранилище, затопившее ее, уже уничтожили все, уже здесь перестраивать нечего, восстанавливать нечего. Такая мысль у Распутина появляется.
И поэтому «Пожар», может быть, одна из самых горьких книг времен перестройки. Что важно, после этой повести Распутин стал меняться на глазах, меняться довольно быстро. Случилось несостоявшееся его участие в политической жизни, странное его народное депутатство, потом его активная борьба за экологию Байкала, потом его окончательный переход в стан газеты «Завтра», переход причем на самые жидоедские, самые радикальные позиции.
Но судьба Распутина доказывает, в общем, важную мысль, что даже для великого художника есть идеи губительные, идеи, которые не дают ему потом уже встать на ноги. Я думаю, что Распутина на наших глазах съела почвенная идея, идея по природе своей глубоко антикультурная, античеловеческая, антисвободная. И великий художник, на наших глазах, поддавшись простой и в общем, объяснимой болезни, прекратил свое служение, превратился в другое. Как это ни печально, приходится признать, что Валентин Распутин — это еще одна великая несбывшаяся надежда русской литературы, хотя и того, что он сделала, я думаю, достаточно для бессмертия.
А в следующий раз мы поговорим о совсем другой перестроечной книге, о «Печальном детективе» Виктора Астафьева.
1986 - Виктор Астафьев — «Печальный детектив»
(26.08.2017)
Дорогие друзья, программа «Сто лет — сто книг» добралась до 1986 года, до маленького романа Виктора Астафьева «Печальный детектив».